Танец Грехов

Стальная рука сжимала её собственную все крепче. Слёзы струились по ещё щекам, но она не опускала головы. Она видела располневшее обожжённое лицо, видела хищные, злые глаза, видела его злой оскал. «Когда он успел превратиться в чудовище?» От Однорукого несло алкоголем, сам он шатался и едва перебирал языком. Сейчас за него говорит выпивка, подумала она, так пусть выскажет мне всё, что раньше скрывал! Остаётся только ему подыграть…

— Потому что в отличие от тебя, он был умным и храбрым, — сказала Кристина, пытаясь высвободиться из хватки, — а ты только и делал, что катил свои шары к кому попало!

— Неужели ты не оценила моих ухаживаний?

— Честно сказать, меня тошнило от тебя всегда, — теперь уже за неё говорили эмоции. Они обрушились на неё и весь расчётливый план пошёл коту под хвост. — Ты всегда был хвостом Вити. И как ты, лицемер, смеешь говорить о нём плохо, если Витя спас тебе жизнь! Он вытащил из тебя иглы и без него, остался бы ты до конца своих дней несчастным калекой! Ты жалок!

Он вывернул ей руку и другой саданул по лицу. Кровь брызнула у неё из губы и потекла по белой, напудренной коже.

— Я бы и всю руку сохранил, если бы ты, стерва, не вмешалась тогда.

— Отпусти, козлина, — выругалась девушка, понимая, что он её не отпустит. Жизнь всегда берёт плату.

— О, дорогая, я тебя теперь никуда не отпущу, — Однорукий наклонился к её лицу и впился в её влажные губы своими. Она хотела вырваться, но он держал её слишком крепко. — Я ведь за тебя заплатил, — засмеялся он, когда отпрянул от неё. Разве тебя не учили, что если клиент платит, то нужно терпеть?

Она почувствовала, как сталь впивается в её грудь, как швы на платье рвутся и как её губы касаются его губ. Стало жарко, она начала вздыхать и плакать, но её никто не слышал. Весь мир сузился до этой комнаты, до холодных стальных пальцев, до ухмылок и усмешек Однорукого. Она почувствовала его касания, ахнула, но уже ничего не могла сделать.

Мир растворился, сознание помутнело, миражи смешались с реальностью. Какая я неудачница, дура, глупая и наивная дура, горько думала Кристина, растворяясь во тьме. Мира больше не существовало, боль, копьём, проникла в неё, и она обхватила руками своё лицо, громко разрыдавшись.

«Спаси, — говорила Кристина и видела перед собой голубоглазого юношу, со скорбным, удручённым лицом, — спаси меня! Я не хочу оставаться одна… в этой темноте…»

Мрак оплёл её своими щупальцами, и никто пришёл ей на помощь.

Эпилог

Лихорадка не отпускала. Тени плясали свои жуткие танцы вокруг него, голоса переливались от стонов, полных боли, к шепоткам, от скрежетания трёхглавого чудовища, до голоса, громыхавшего как молния. Проклятия лились на него водопадом.

Снова ему снился этот сон. Вокруг тени, пахнет гнилью, разложением, дерьмом и смертью. Он шагает по узкому переулку, тянет руки к дрожащему свету, но солнце окрашивается кровью и тело рвут на части. Он отбивается, пытается выдавить глаза, плачет, но чёрная жижа льётся из него, словно вода. Тело прошибает озноб, глаза закатываются от импульса боли, холодные и чёрствые руки обступают его со всех сторон и душат, душат, лишая воздуха.

— Отдай то, что нам принадлежит, — говорят они. Их формы, их лица, их голоса меняются так быстро, что он и моргнуть не успевает. — Отдай его, отдай!

Человек, на нём татуировки, они змеями ползут по его мощному телу. Язычник! В руках клинок, которым можно рассечь плоть врага, но вместо человеческой головы, смеются и перекликаются между собой три сгнивших мумии.

— Уйди, демон! Уйди!

Но демон лишь смеётся, щёлкает квадратными зубами и тени увлекают в первородный мрак. В бездну, из которой не выбраться. Клинок растворяется, а смех, злой и едкий смех не утихает. Они, все они — жертвы, отданные во славу демонам и богам, плачут кровавыми слезами и молят о том, чтобы их вырвали из плена.

— Я НЕ МОГУ! — кричит он, сбрасывая их мёртвые пальцы со своего измученного тела, — НЕ МОГУ! Пустите меня, выродки…

Снова коридор. Мрак, искрящийся тенями. Поднимаясь, нужно осмотреться. Они могут поджидать его, они разорвут его душу, если не быть бдительным.

— Парень, иди вон отсюда! — кричит одна тень и замахивается чем-то вроде тесака.

Рефлексы. Он хотел броситься на врага и сбить его с ног, но вместо этого рухнул на колени и выплюнул на пол чёрную, густую жижу.

— Выродок! Это одержимый, вызывайте Христовы Клинки!

Когда он открыл глаза, мрак не спеша отступал. Солнце раскрасило небосвод в яркое оранжевое зарево, предвещая свой восход. Рядом лежат тела — четыре, нет, пять. Лица их будто искупали в серной кислоте — ожоги, оплавленная кожа и кости, свернувшийся от жара язык.

Пахнет свининой. В животе пусто, совсем пусто и он потянул руки к мертвецам, но вовремя опомнившись, отпрянул и заполз в угол.

«Где я?»