Танец душ

С усилием воли он оттолкнул ее. Она отшатнулась на пару шагов, шелковый шарф упал на землю. Ее рот был открыт, она тяжело дышала, белая грудь вздымалась. Он быстро отвернулся, не доверяя себе, и закрыл глаза.

— Леди ди Матин, — холодно сказал он, — вам нужно вернуться в замок. У меня работа. Мы… между нами ничего не будет. Ни этой ночью. Ни потом.

Она только тяжело дышала. Они стояли на холоде и во тьме, и он не осмеливался смотреть в ее сторону.

— Вот как? — пробормотала она. — Ты верен своей венатрикс. А я стала сомневаться, что в мире остались верные мужчины.

Террин нахмурился. Он чуть не оглянулся, но остановился. Он не знал, что она сделает, и он знал, что плохо управлял собой.

— Хорошо, Террин ду Балафр, — ее шаги приблизились, ее ладонь легла на его щеку со шрамом, и он поежился. Она встала на носочки и прижалась обжигающими губами к уголку его рта. — Я уважаю верность. Но я приберегу танец для тебя завтра вечером. Не разочаруй меня, старую подругу.

Он не ответил. Он не шевелился, слушал, как ее шаги удалялись. И когда он убедился, что она была далеко, он посмел обернуться. Он заметил ее бледный силуэт, уходящий за угол.

— Проклятье! — выдохнул он, снова потер лицо руками. Хоть воздух был холодным, пот выступил на его лбу. Он думал, что выиграл в бою с плотью! Он думал, что научился управлять этими желаниями. Как он мог быть таким наивным? Он думал, что был из камня.

Трещины в том камне были глубже, чем он думал.

Он покачал головой и повернулся к круглой дороге, к мосту и вратам вдали. Его ждала работа, чары. Он должен был выполнять долг, службу. Только так. Он широкими шагами устремился вперед, холодный воздух остужал его кожу. Шрам на щеке жгло знакомой болью, и он ощущал место, где ноготь Лизель задел выпуклую кожу.

Что-то дрожало в его душе. Он не мог это назвать.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Наступило утро Хэллоу Уэлла, и жители района Водехран проснулись с предвкушением. Все смотрели в сторону озера ду Нойв, и даже те, кто не видел башни Дюнлока вдали, ощущали надежду в сердцах. И трепет.

Праздник четыре года назад… закончился катастрофой.

Но все же жители городов, деревень, слуги и работники собирались праздновать Хэллоу Уэлл и, что важнее, свадьбу их Золотого принца. Знамена свисали из окон, девушки заплели ленты в волосы и танцевали с яркими шарфами. Пекари создавали булочки с медом и орешками в честь Золотого принца, и даже бедные фермеры тратили на них деньги. В этот день нужно было пировать, радоваться и не отказывать себе ни в чем. В этот день за принца нужно было выпивать вино или эль, а в честь новой принцессы — петь.

Один пекарь старался сильнее других. Он плохо спал ночью до этого, вытащил дочь из кровати до рассвета и толкнул ее, еще зевающую, к телеге с ослом, полной корзинок с крышками, откуда доносились чудесные ароматы. Его дочь скривила губы, но послушно забралась в телегу.

— Все день, бормотал ее отец снова и снова, проверяя крышки и проверяя работу. — Всего день… и для свадьбы принца! Но если все пройдет хорошо, это станет большими переменами для нас, Медди. Так что не отвлекайся по пути, слышишь, девочка?

— Слышу, па.

— И не заигрывай с молочниками. Не сплетничай с пастушками. Ты отвезешь это в Дюнлок и сразу же вернешься. И будет готова еще партия. Всего день! Безумие. Вперед!

Пекарь шлепнул осла по крупу, и телега поехала. Его дочь устроилась удобнее, направляя осла из городка. Ее глаза засияли от вида знамен, радостные вопли уже звучали из окон и дверей. К вечеру будут танцы, и если она успеет с доставкой и следующей, она присоединится. Она прикрикнула на осла, поспешила из городка, направляясь к дороге в Дюнлок.

Она была довольно долго в пути, когда странный звук донесся до ее уха. Хмурясь, она перестала разглядывать дорогу между ушей осла, стала искать источник звука. Звучало как плач ребенка, и… девочка сидела в канаве у дороги, рыдала.

— Ой-ой, — дочь пекаря потянула за поводья осла, остановила телегу. Впереди, меньше, чем в миле от нее, возвышались башни Дюнлока. Выпечка отца быстро остывала, и она помнила просьбу поспешить. Но девочка была расстроена.

Медди нахмурилась, поджала губы. Она должна была ехать дальше, но мягкое сердце победило. Она спрыгнула с телеги и добралась до канавы, присела перед девочкой.

— Что-то не так, кроха? — спросила она. — Помочь?

Девочка моргнула большими, покрасневшими от слез глазами.

— Прости, — прошепелявила она, вытерла лицо ладонью.

А потом другой голос, словно из множества голосов, заговорил губами девочки:

— Прошу, прости нас, леди.

Медди встала, ее глаза расширились.

— Ты… с тенью! — охнула она, чертя знак святой защиты. — Не подходи!

Она развернулась… и оказалась лицом к лицу с высокой угловатой женщиной. Ее волосы свисали, кожа была в сотнях мелких шрамов, и ее ногти изгибались, как когти кота.

— Выглядишь здоровой, — женщина подняла нож.

— Нет! Нет, прошу! — закричала дочь пекаря. Клинок вспыхнул, поднялся…