Танец Черных мантий

Этот разговор длился еще долго, прежде чем я узнал обо всём, что случилось в тот вечер. И признаюсь откровенно: я не ожидал, что с виду невинное расследование заведёт меня настолько далеко. Я пробовал себе представить, что чувствовал молодой Клингбайл, обнимая, целуя и прижимая эту девку. Что чувствовал, переживая с ней блаженство, слыша её стоны, чувствуя ее ладони на своём теле и ноги, которые обвивали его бёдра? И что почувствовал, когда из пальцев её рук выросли когти, а лицо превратилось в ужасную морду? О чем думал, видя, как зрачки любимой становятся ядовито жёлтыми и вытягиваются по вертикали? Когда почувствовал на ключице укус острых как бритва клыков? Не поддался ужасу, не позволил, чтобы его растерзала. Схватился за кинжал. Бил, колол, резал. Так долго, пока не замерла в его объятиях. А мертвой была уже снова лишь красивой нагой девушкой с ангельским личиком. Наверное, он бы решил, что обезумел или был околдован. Если бы не тот факт, что Гриффо поговорил с ним один на один и пригрозил, что если Захарий кому-нибудь откроет тайну Паулины, то юноша никогда не увидит своего отца среди живых. Итак, молодой Клингбайл признался во всём и молчал. Я мог только искренне восхищаться силой его духа, которая дала ему силы вынести все страдания.

Я оставил его изнурённым разговором, понимая, что должен найти ответы на несколько вопросов. Наиважнейший из них звучал: почему Фрагенштайн не приказал прикончить убийцу своей сестры? Почему так упорно старался сохранить ему жизнь?

***

Я не намеревался рассказывать старому Клингбайлу о том, что услышал. Когда придёт время, узнает всё. Итак, я сообщил только то, что Фрагенштайн будет официально обвинён Святой Службой.

— Мне нужны люди, — сказал я. — Могу послать за моими собратьями в Равенсбург, но предпочитаю уладить дело по-быстрому.

— Но ведь вы инквизитор, — сказал он.

— О да, — я кивнул головой. — Но если соизволите меня просветить, как ворваться в дом Гриффо и одолеть его стражу, то я воспользуюсь вашим мудрым советом. Мне нужны несколько мужчин с молотами и ломами. Я видел дверь в резиденцию Фрагенштайнов и не хотел бы провести под нею ночь, умоляя, чтобы мне открыли. А Гриффо готов на всё. Не задумываясь, воспользуется возможностью бегства, думаю даже, не задумается меня убить, если только предоставлю ему такой шанс. А я ради ваших двух тысяч крон могу жить, но не намерен ради них умирать. Клингбайл покачал головой.

— Вижу, вы подняли цену, — сказал он. — Но я честный человек и люблю своего сына. Значит, дам вам столько, сколько потребуете. Хотя… — он понизил голос, — я мог бы уже ничего не давать, не так ли?

Я призадумался над его словами. В данный момент на мне лежал инквизиторский долг раскрытия дела. Я не мог выехать из города без допроса брата Паулины и доведения всего до конца.

— Могли бы, — согласился я.

— Вы получите свои деньги, — пообещал он. — А эти лишние пятьсот крон — моя плата за голову Гриффа.

— Вы её не получите.

— Я — нет. Мне будет достаточно самой мысли, что вы занимаетесь им с присущим Святой Службе усердием. — Он улыбнулся мечтательно. — Ба, я дам вам нечто более ценное, чем деньги, господин Маддердин. Я дам вам рекомендательные письма к моим деловым партнёрам, дабы с этого момента они знали, что вы являетесь другом друга.

— Это очень щедрое предложение, — сказал я. Должен признать, что с вами было приятно работать, господин Клингбайл.

— Помните, однако, об одном, господин Маддердин. Не меняйте правила в ходе игры. Вы еще молодой человек, и я прощу вам азарт при торгах. Но поверьте мне, величайшее сокровище, которым можно обладать на свете, это доверие. Если разойдётся слух, что вы им злоупотребляете, утратите всё.

Я обдумал его слова.

— Надеюсь, вы будете довольны результатом, — сказал я. — В конце концов, полторы тысячи крон на дороге не валяются.

— Пятьсот добавлю вам как премию, — закончил он. — От чистого сердца.

В течение двух часов купец привёл ко мне шестерых здоровяков, как я и хотел, вооруженных молотами, топорами и ломами. Согласно закону и обычаю, я привёл их к присяге как временнообязанных Святой Службы. Я был уверен, что им будет, о чём рассказывать до глубокой старости. Однако я решил, что будет неплохо, если в их рассказы вплетётся нотка драматизма.

— С этого момента вы, как временнообязанные Святой Службы, подпадаете под юрисдикцию Инквизиции, — объявил я.

Они меня не поняли. В этом предложении было слишком много слов столь длинных, что за время их произнесения можно опорожнить кружку пива. Тогда я решил приблизить к ним проблему с помощью языка, который, может быть, поймут лучше.

— Если не выполните приказы, будете убиты, — произнёс я. — Те, кому повезёт, на месте. Неудачники — только после допросов.

Улыбки погасли на их лицах столь же быстро, как пламя свечей, срезанное саблей. Это был тот эффект, на который я расчитывал, и я обрадовался, что не обманулся.

— Вперед, господа, — приказал я.

***