Показательно, что сам Эвола (и в некоторой степени, Генон, хотя с определенностью о нем это утверждать трудно, так как его отношение к «левым» не было столь однозначно сформулировано, как у Эволы, открыто относившего себя к радикальным консерваторам и крайне правым) отрицал традиционный характер революционных доктрин и считал их максимальным выражением духа современности, деградации и упадка. Однако в личной судьбе Эволы были периоды, — самый ранний и самый поздний, — когда он занимал почти нигилистические, «анархистские» позиции в отношении окружающей реальности, предлагая ни больше ни меньше, как "оседлать тигра", т. е. солидаризоваться с силами разложения и хаоса, чтобы преодолеть критическую точку "заката Запада". Но дело не только в подобном историческом опыте Эволы как политической фигуры. Гораздо важнее, что в его работах даже среднего, максимально «консервативного» периода постоянно акцентируется необходимость обращения к особой эзотерической традиции, которая, мягко говоря, не совсем вписывается в монархо-клерикальные модели, свойственные близким к нему политически европейским консерваторам. Дело не только в его антихристианстве, но и в повышенном интересе к тантрической традиции и буддизму, которые в рамках индуистского традиционалистского консерватизма считаются довольно еретическими и субверсивными. Кроме того, совсем скандальны симпатии Эволы к таким персонажам, как Джулиано Креммерц, Мария Нагловска и Алистер Кроули, которых Генон однозначно причислял к «контринициации», к негативному, разрушительному течению в эзотеризме. У Эволы, постоянно говорящего о "традиционалистской ортодоксии" и бичующего субверсивные учения «левых», таким образом, постоянно встречаются прямые обращения к откровенной гетеродоксии. И еще выразительнее тот факт, что самого себя он причислял к эзотерикам, идущим по "пути
В своей великолепной книге о тантре "Йога Могущества" Эвола описывает инициатическую структуру тантрических организаций (каула) и свойственную им иерархию[5]. Эта иерархия является вертикальной по отношению к также сакральной иерархии, свойственной индуистскому обществу. Тантра (равно как и буддистская доктрина) и участие в ее травматическом инициатическом опыте как бы отменяет всю систему обычного уклада, утверждая, что "идущий по короткому пути не нуждается во внешней поддержке". В тантрической цепи абсолютно не важно, кто — брамин (высшая каста), а кто — чандала (низшая каста неприкасаемых). Все зависит от успеха в осуществлении сложных инициатических операций и от реальности трансцендентного опыта. Это своего рода "левая сакральность", основанная на убежденности в недостаточности, дегенерации и отчужденности обычных сакральных институтов. Иными словами, "левый эзотеризм" противопоставляет себя "правому эзотеризму" не из чистого отрицания, а из особого парадоксального утверждения, настаивающего на аутентичности опыта и конкретике преображения. Безусловно, с этой реальностью "левого эзотеризма" мы имеем дело и в случае Эволы, и в случае тех мистиков, которые стояли у истоков социалистических и коммунистических идеологий. Разрушение Церквей не есть просто отрицание религии, это особая экстатическая форма религиозного духа, настаивающая на абсолютности, конкретности преображения "здесь и сейчас". Феномен староверческих самосожжений или хлыстовских радений относится к этой же категории. Сам Генон в статье "Пятая Веда", посвященной тантризму, говорит, что в особые циклические периоды, вплотную прилегающие к концу "железного века", «кали-юги», многие древние традиционные институты теряют жизненную силу и метафизическая реализация требует особых неортодоксальных путей и методов. Поэтому учение Тантр и называется «пятой» Ведой, хотя Вед всего четыре. Иными словами, по мере дегенерации традиционных консервативных институтов — таких, как монархия, церковь, социальная иерархия, кастовая система и т. д. — наиболее актуальными становятся особые, опасные и рискованные, инициатические практики, связанные с "путем левой руки".