Побывали здесь басурмане, а жители не успели укрыться в лесу. Выбрались на грунтовую дорогу, легче шагать стало. В лесу опасаешься наткнуться на ветку да выколоть глаз в кромешной тьме. Небо тучами затянуто, луны не видно. Не говоря о звёздах. К утру вышли ещё к одной деревне. Петух закукарекал, дымом от печи пахнет, не пожарищем. Постояли, послушали. Нет здесь чужаков, поскольку живность голос подаёт. То корова замычала, время доиться подходит, то свинья хрюкнула. Двинулись к деревне. Их услышав, залаял цепной пёс. Хлопнула дверь избы.
– Кто такие? – грубый мужской голос. – Подите прочь, пока дреколья не отведали.
Фотий ответил:
– С Владимира мы, от басурман бежим.
– От басурман?
Мужик со здоровенным колом в руках вышел на улицу, все избы которой стояли с одной стороны. Похоже, мужик был не в курсе.
– Не знаешь разве, что Владимир под татарами? На меч взяли.
– Ой, беда! Не слыхал. Да вы пройдите в избу.
На Руси всегда путников и богомольцев поили, давали кусок хлеба, а то и кашей кормили. С утренних сумерек вошли в избу, где горели несколько лучин. Мужик, как увидел при тусклом свете парочку беженцев, рот разинул. Александр в полном боевом облачении – шлем, кольчуга, саблей опоясан, только щита нет, потерял в бою. И весь в каплях засохшей крови. Рядом чернец с мешком за плечами. Сочетание странное. С печи свесилась голова седобородого деда.
– Калики перехожие? – подслеповато прищурился он.
– Беглецы из Владимира, говорят – татары захватили.
– Вона как! Пора нам в землянку в лес переселяться до зимы от беды подальше. Ты людей-то накорми, небось хлебной крошки во рту давно не держали.
Александр попытался припомнить. Вчера утром завтракали, а больше не ел. Голод ощутил, усталость. Фотий, а за ним и Александр перекрестились на красный угол, где иконы висели. Хозяин предложил Саше.
– Пойдём во двор, к колодцу, обмоешься.
Александр лицо и руки обмыл, потом шлем и кольчугу. Заметил, что хорошо бы поддоспешник войлочный поменять, потом пропах и тоже в крови. Но это до лучших времён.
Обоих усадили за стол, поставили по миске толокняной затирухи, по паре кусков ржаного хлеба. Дождавшись, пока незваные гости поедят, хозяин подступил с вопросами.
– Много ли людей живота лишились?
– А кто считал? Много, сам к монастырю пробивался, мёртвыми телами улица полна. Кроме того, татары в плен людей гонят.
– Так вы в монастыре оборону держали?
– В нём, монастырь дольше всех держался, но пал.
– Потому ты с чернецом, – дошло до хозяина.
Фотий, до того молчавший, подал голос.
– Поблизости церкви есть?
– Как не быть? Версты три отсюда село, на московской дороге.
Фотий и Александр переглянулись. Саша головой мотнул, нельзя туда, татары прошли этой дорогой. В лучшем случае церковь разграблена, в худшем – священник убит, а храм сожжён. Фотий поднялся с лавки, развязал мешок, вытащил икону. Хозяин как увидел образ, на колени пал, перекрестился, приложился к иконе устами.
– Значит, икону намоленную спасаете? Богоугодное дело! Марфа, дай людям каравай хлеба, яичек свари, огурцов положи в лукошко.
Глава 3
Икона
Похоже, уважение к путникам у хозяина после демонстрации иконы резко возросло.
– Отдохнёте?
– На сеновале место найдётся?
– В избе, на полатях, уложим, всё честь по чести.
– На сеновале постели.
– Как скажете.
В избе опасно. Если татары набредут, кинутся в избу, шум поднимется. Фотий уйти с иконой сможет. Главное сейчас – икону сберечь. Сеновалы ставились на заднем дворе, подальше от избы на случай пожара. Сено вспыхивает, как порох, ветром мгновенно разлетается, перенося огонь на соседние постройки.
Улеглись на домотканые половички, что хозяин на сено бросил. Фотий уснул сразу, отвык помногу ходить, да и вчерашние испытания – для психики нагрузка тяжёлая. Александр спал вполглаза-вполуха. Если оба будут крепко спать, татары их тёпленькими возьмут. Но пронесло, выспались. Хозяйка щей сварила, покушали и в путь. Фотий мешок с иконой несёт, Александр лукошко с провизией. Хозяин рукой дорогу показал.
– До села идёте и направо, там, через версту, перекрёсток. Берите влево, в сторону Юрьева-Польского, а дальше спросите.
– Спасибо, хозяин, за хлеб-соль, за кров.
Фотий перекрестил хозяина на прощание. И снова ночной переход, вёрст двадцать – двадцать пять прошагали. Светать начало, надо с отдыхом определяться. К хутору вышли, причём обнаружили по петушиному крику. На хуторе бортник-бобыль проживает. На отшибе хуторок, а хозяин уже в курсе нашествия татарского.
– Вы не первые, вчера несколько людей было, плакались, – сказал он.