Тамо далеко (1941)

Конечно, поезда ходят через Нови-Сад и тамошний мост, но весь Срем, излучину между Дунаем и Савой, отдали до самого Белграда Хорватии. О том же, что могло произойти в новообразованном государстве с православными, говорили нехорошее, а порой и жуткое.

Генерал-майора Попова вызвал в столицу генерал-майор Скородумов, обсудить дальнейшее участие кадетского учебного заведения в формировании Отдельного Русского корпуса. Попов взял с собой полковника Чудинова и вот они печально рассматривали выбитые зубы города — разбомбленные немцами здания и копошащихся на разборке завалов белградцев.

— Как думаете, Александр Григорьевич, — обратился к директору корпуса воспитатель, — не отзовут ли разрешение после приказа Скородумова?

— Сами разрешили, сами отзовут? — усмехнулся генерал. — Не думаю. Сейчас в Сербии крайняя нехватка сил, они не станут отказываться от союза с нами.

Чудинов только вздохнул — союза, надо же! Похоже, генералы принимают желаемое за действительное: русская эмиграция на Балканах находится в столь жалком положении, что в союзники никак не годится. В подчиненные — сколько угодно и, несмотря на всю фанаберию Скородумова, немцы вполне могут назначить своих начальников. Это же надо такое написать — «Я приведу вас в Россию!», полководец, прости Господи. Чудинов бы еще поверил такому приказу с подписью «Врангель» или «Кутепов», но кто такой Скородумов? Конечно, Михаил Федорович боевой генерал, и заслуг у него хватает, но таких среди носителей погон с зигзагом — каждый второй. А немцев эта эскапада, безусловно, взбесит.

— Полагаю, Николай Алексеевич, нам после визита к генералу нужно будет добраться на улицу Ковачевича.

— Проверить, как разместили кадетов?

— Да, в Топчидерские казармы.

Заметная часть выпускного и двух старших классов, а также те, кто закончил корпус год-два назад, но так и не послужил в армии, уже зачислены в состав трех рот 1-ой «юнкерской» дружины. Остальные батальоны полка формировали из эмигрантов старшего возраста. Тем не менее, караулы в опустевших после апрельского разгрома казармах югославской королевской гвардии все равно несли недавние кадеты, не успевшие отвыкнуть от армейских порядков.

Чудинов по привычке называл своих воспитанников «кадетами», хотя они таковыми уже не являлись. И все так же ощущал за них ответственность, особенно за несовершеннолетних. Он вообще полагал неверным брать их на боевую службу, тут не Гражданская война, нет необходимости гнать мальчиков под ружье, тем более, неизвестно под чье командование. Хотя почему же неизвестно — немцы не допустят никакой «отдельной» воинской силы. За примером далеко ходить не надо — успешно работавшее Бюро по защите интересов русской эмиграции в Сербии разогнали, а на его место поставили полностью подконтрольное немцам Russische Treuhandburo, «Русское доверительное бюро», хорошо хоть Скородумова оставили во главе. Но, судя по его действиям, ненадолго, ненадолго…

Русский дом обвивала очередь в бесплатную столовую — эмигранты, жившие в Белграде, массово лишились работы после закрытия многих фирм, а бежавшие в столицу из небольших городков тоже не имели средств к существованию. Разрыв в цепочке людей оставлял свободным лишь кусок тротуара между двумя полукруглыми лестницами главного входа и черневшими у обочины легковушками с номерами немецкой администрации. Кого они ждали, стало ясно буквально через несколько секунд — из-под классического портика послышался без малого крик:

— Я русский генерал! Требую уважительного обращения!

Двери распахнулись, на площадке между колоннами появился человек в форме Вермахта и махнул водителям — заводи! Рык моторов заглушил следующие слова красного от гнева Скородумова, которого под белы руки вели вниз по лестнице. Уже внизу, после безуспешной попытки освободиться от захвата, он упрямо выпятил и без того длинный подбородок:

— Я буду жаловаться! Полковнику Кевишу!

Но его ловко упаковали в автомобиль, вся кавалькада одновременно вырулила на середину улицы и скрылась за углом, оставив после себя только сизое облачко бензинового выхлопа.

— Это же Вермахт? — потерянно спросил у Чудинова Попов. — Не понимаю, они же сами дали разрешение и теперь арестовали?

— Это не армия, Александр Григорьевич, — ответил более наблюдательный воспитатель, — это полевое Гестапо. Заметили черные ленты на рукавах и шифровку на погонах?

Тяжело вздохнув, директор кадетского корпуса поднялся в здание — бессознательно выбрав ту из лестниц, по которой не топтались гестаповцы. В кабинете Скородумова их встретил насупленный генерал-лейтенант Штейфон.

— Почему арестовали Михаила Федоровича? — первым делом спросил Попов.

— Он выставил список условий, на которых должен существовать Русский корпус.

— И этот список не понравился немцам? — догадался Чудинов.

— Именно так. Список дошел до группенфюрера Нойхаузена, он отдал Фельдгестапо приказ на арест. Извечный конфликт военных и гражданских, господа. Военным нужен наш корпус, гражданским нужно полное подчинение.

— Но группенфюрер? — подался вперед Попов.