Тамо далеко (1941)

Но кое-каким приемам я обучить могу — как держать, как вскидывать. Тот же ремень переделать, уж скорняки-то местные наверняка справятся, ничего же сложного, только вместо пластика и кордуры — кожа, брезентовые ленты да металл. И вообще, здешнее оружие страшно неудобное, за редкими исключениями. Или это я избалован всяческой эргономикой, анатомическими рукоятками, планками Пикатини и тоннами обвеса? Нет, не избалован — у нас в федерации каждый стрелок оружие по себе подгонял, а тут выдали штампованный на фабрике образец и пофиг, что у тебя руки короче, а у товарища длинней. Марко, например, для шмайсера мелковат, ему с разложенным прикладом держать эту тарахтелку неудобно. Да ее даже мне держать неудобно — не за ствол же, не за магазин! Блин, а может сделать к нему ложу индивидуальную? Если тут есть охотники, то должны же быть и мастера-оружейники.

Кстати, а есть ли тут дробовики многозарядные? Тренч-ганы же с Первой мировой существуют, и Браунинг свой «Авто-5» давно сделал… Понятно, что такое оружие вряд ли есть у кого из крестьян, но в городах может и найдется.

Ладно, откладываем на потом, как и подгонку оружия под стрелка. Вот будет время, создам гвардейскую штурмовую группу, тогда и наколхозим, а пока так. И без того дел по маковку — никогда не думал, что создать отряд с нуля так сложно. Даже не отряд, а рабочее подразделение. И не из готовых штурмовиков как минимум с курсом молодого бойца за плечами, а из такого вот сырого материала. Знает, с какой стороны к винтовке подходить — уже годен в партизаны. Вот и приходится заниматься всем сразу: бойцов учить, по ночам методики записывать, залетчиков строить. Да, залетчиков, без них не обходится. Правда, репутация помогает — помнят и про Джина, и про Глишу, обычно достаточно рявкнуть и явить грозный вид. Но дважды пришлось и по шее съездить, за вопиющие нарушения техники безопасности на огневом рубеже. Прижал одного такого к земле коленом и почти человеческим голосом ему сказал:

— Ты покойник.

— Ык… Эк… — дергался он внизу. — Почему?

— Ты только что застрелил своего товарища и сейчас расстреляют тебя.

— Но я же! — завопил партизан.

— Да, не успел. Просто потому, что успел я. А не будь меня рядом — два трупа. Понятно?

Парни-то они хорошие, но проблема та же самая, что и в России/СССР: крестьяне. Большинство технической культуры не имеет, куда уж говорить про стрелковую. Да деваться некуда, в одиночку немцам капитальную козью морду не устроить. Нужно не самому фигурять, а побольше местных обучить. Или заставить обучиться.

Если у меня раньше голова не лопнет — после трех часов на стрельбище она просто раскалывалась. Может, пороха нанюхался, может от грохота или от бестолковых вопросов, черт его знает. Странно, никогда раньше на стендах и соревнованиях такого не случалось, Сабуров тоже стрельбой не первый день занимается, вроде оба привычные, а поди же ты, башка прямо вразнос пошла…

И чем дальше, тем больше, да так, что Бранко обеспокоился:

— Владо… Владо, с тобой все в порядке?

— Не совсем…

— Знаешь, иди-ка ты отдохни, мы тут с Глишей без тебя справимся. Эй, Марко, проводи!

Как ни болела голова, но по дороге я все-таки допер, что Марко тоже не в себе. Глаза мечтательные, поведение воздыхательное, вид рассеянный.

Живка, однозначно.

Попробовал парень сладкого и пропал, ему бы сейчас не воевать, а под луной гулять да цветы рвать. Тем более, что с удалением от объекта грез влюбленность поначалу возрастает пропорционально расстоянию. Гормоны бьют напрямую в мозг и как бы у парня крышу не накренило. Забавно, но у меня такого не наблюдается, то есть дух довлеет над телом, вопреки всему материализму. Хотя чего скрывать, я бы от любой из сестер Проданович не отказался, но возникающее при мыслях от Милице и Верице возбуждение мгновенно уходит, стоит переключиться на что-либо другое. А Марко зацикливается, так что придется мне поработать не только сержантом-инструктором, но и психологом-задушевником. На фоне войны, конечно, вся эта психотерапия — тьфу и растереть, настолько мелкими кажутся проблемы, из которых снежинки легко и непринужденно сооружали трагедии масштабом во всю жизнь. Но помочь все равно надо.

Вывалил на младшего краткий курс сексуального воспитания, озадачил по самые гланды, пока до дома брели. Что любовь это химия, что в его возрасте реакции ярче и острее, что Живка хорошая, но не последняя женщина в его жизни, что физическая нагрузка очень помогает притупить все эти страдания-терзания.

— Владо, а откуда ты это все знаешь? — вылупился на меня Марко после экскурса в биохимию.

А действительно, откуда? Пришлось выкручиваться:

— Мне доктор Заманов, корпусной врач, рассказывал когда я в лазарете валялся. Ладно, пойду, попробую вздремнуть, вдруг голова пройдет…

— Знаешь, — неуверенно предложил парень, — дядька мой всегда, как голова болела, на реку ходил, на воду смотреть. Говорил, журчание воды помогает.

— Хорошая мысль, — а ведь точно, поспать мне вряд ли дадут, — хоть в тишине посидим. О! Я у хозяина удочку видел, пошли пастрамку тревожить.