Тамерлан

А Тукель-ханым присела, чтобы присмотреться к чему-то небольшому, потом вытянулась на носки, чтоб заглянуть за какую-то вазу, готовая ухватиться за всё, что ни попадало ей на глаза.

Все стояли позади Тимура, не решаясь ни к чему приблизиться без его приглашения, а он не приглашал приближаться, через сощуренные глаза любуясь их восхищеньем и вожделеньем.

Вдруг он велел Мухаммед-Султану:

— Приведи Халиля с его… находкой.

И тотчас, забыв о сокровищах, все женщины нетерпеливо повернулись к двери, кроме одной лишь Тукель-ханым, высматривавшей, какие из сокровищ можно выпросить у скупого на подарки мужа, — он охотнее одаривал воинов, чем жён, одну лишь Сарай-Мульк-ханым любил удивлять щедростью, чтобы не обижалась на скупость его любви к ней.

Первым вошёл Халиль-Султан.

Скромно позади него шла девушка, сопровождаемая стариком отцом. Её вёл за руку Улугбек, которого она успела покорить несколькими чистосердечными словами.

Все с удивлением смотрели: на ней не было никаких украшений. Простая белая, длинная, ниже колен, рубаха, жёлтые неширокие шаровары до щиколоток, обшитые понизу лишь узенькой зелёной тесьмой. Хорошая, но не драгоценная шапочка на голове под прозрачным розовым покрывалом.

Стройная, широкая в плечах, с крепкими скулами и длинными, от виска до виска, узкими бровями, сросшимися на переносице. А глаза быстры и не по-девичьи смелы.

Она поклонилась, угадав, что этот старик, стоявший обособленно и глянувший на неё быстрым, сразу всё увидевшим взглядом, — дед жениха.

Она ещё ничего не видела, кроме его длинного тёмного лица и под тёмно-русыми усами — его выпуклые пунцовые губы с лиловой, почти чёрной каймой по краям.

В ответ на её поклон он небрежно коснулся рукой сердца и спросил:

— Как зовут?

— Шад-Мульк.

— Ну вот, ещё одно сокровище засияло в этой обители! — хмуро сказал Тимур.

Только теперь она заметила всё, что было разложено в зале.

Много рассказывали при ней о царских богатствах, но ей и не снилось видеть столько сразу…

Тимур спросил у её отца:

— Это ты выдумал для неё царское имя?

— Осмелился, государь! — пробормотал мастер. — Разве я мог подумать…

Но чего он не мог подумать, старик так и не сказал повелителю, а только сокрушённо развёл руками. И это движение что-то напомнило Тимуру. Но он не мог никак вспомнить:

«Кого напоминало это движение старика?»

Память его напряглась, и вдруг вспомнилось то же, что несколько дней назад встало в памяти во дворце Диль-кушо:

«А! Так со мной разговаривал тот бесстыдник — поэт в Ширазе!»

Это воспоминание чем-то раздосадовало Тимура.

Он отвернулся к девушке, удивлённый, как спокойно любуется она тем, что взволновало цариц Самарканда! Не жадность была в её восхищении, а удовольствие от созерцания красоты.

Все стояли в безмолвии.

Дав ей время налюбоваться, он спросил:

— Нравятся?

Она не срезу ответила. Ей не хотелось выразить преклонение перед тем, что не раз при ней проклинали. Не ценность, а красота вещей нравилась ей. Но пути, по которым пришли сюда эти вещи, ей были ненавистны, — у отца часто говорили об этих путях. И главное: ей хотелось показать бескорыстие своей любви к Халилю.

Её молчание рассердило Тимура: ему должны отвечать сразу! И он нетерпеливо крикнул:

— Нравятся?

Её оскорбило, что старик кричит на неё, как на рабыню. Она громко, гневно ответила:

— Пахнут кровью сокровища!

Тимур застыл от её дерзости.

Халиль шагнул было между нею и дедом, но сдержался.

Окружающие замерли.

Лишь Тукель-ханым засмеялась, тихо, но слишком громко для наступившей тишины.

Тимур вдруг решительно нагнулся над широкой чашей, до краёв наполненной крупным жемчугом, и, запустив в глубь чаши руку, поднял полную горсть невиданных жемчужин.

Показалось, что в его зеленоватой руке жемчуг замерцал розоватым сиянием.

Одним рывком Тимур оказался перед лицом неподвижной Шад-Мульк.

Царицы попятились, ожидая, что он разорвёт её или швырнёт в неё драгоценными горошинами.

Но Тимур медленно поднёс жемчуг к её лицу, тихо приговаривая:

— На, понюхай. Если пахнет, не бери.

Шад-Мульк стояла побелевшая.

«Если не взять?.. Отклонить подарок — это, по обычаю, такое оскорбление, что… Тогда не будет надежды на согласие старика и, значит, счастья с Халилем не будет. Не взять — потерять Халиля. Взять…»

Но додумать не было времени.

Она тихо, мелко дрожала, пока принимала на растянутый край своего покрывала этот царский дар.

А приняв, отступила на шаг, чтобы иметь расстояние для поклона.

Тимур, отвернувшись от неё, глядя на весь свой гарем, облегчённо вздохнул и назидательно сказал:

— Ну, то-то!

Чуть склонив голову набок, сощурился в каком-то раздумье и, победоносный, отошёл от Шад-Мульк мимо потупившегося Халиль-Султана.

Он прошёл до конца всей залы и подождал там, стоя от всех в стороне, пока все прошлись вдоль индийской добычи.

Сарай-Мульк-ханым подошла к Севин-бей и, обняв её, пригласила:

— Пойдемте покушаем.

А проходя около безмолвно стоявших Халиля и его любимой, великая госпожа позвала девушку:

— Пойдемте и вы.

Тотчас Улугбек снова взял её руку:

— Пойдемте, пожалуйста!