Тамерлан

«Алла-акбар!» — громко крикнули боевой клич эмиры и отряд телохранителей в одну тысячу человек. Я посмотрел налево и увидел картину прорыва: сотни горцев бросались в реку и гибли там под стрелами азийцев, часть отступала к центру. Соединившиеся отряды Исмаил-бея и Ахмат-бея повернули на неприятельский центр. Там уже началось тоже расстройство: лобовой удар вклинился в массы кипчаков; они стали подаваться. Исчезновение ханского знамени вызвало сразу смятение в руках кипчаков. Страшный удар «кулака» из тридцати тысяч азийского «центра», беспощадно рубивших и коловших, произвёл панику и бегство. Левое крыло кипчаков пыталось защищаться. Ему грозило окружение, и оно стало медленно отступать. Затем под напором тысяч воинов, спасавшихся от азийцев, тоже понеслось в степь. Азийцы его долго преследовали.

Тимур, окружённый отборным отрядом телохранителей, объезжал поле ужасной битвы.

Множество раненых умирало: ни врачебной помощи, ни глотка воды. Было 2 часа пополудни. Степь пылала. Топот бегущих и преследующих уже затих в далёких облаках пыли. Осталось огромное поле смерти. Тимур останавливал своего коня перед трупами азийских начальников — мингбаши, мирз, юзбаши, унбаши, мрачно смотрел с минуту на убитого и ехал дальше; иногда спрашивал у сопровождавших имя убитого. По отрядам велись списки убитых. В Самарканде их семьям выдавались пособия.

При этом объезде Тимур подвергался смертельной опасности. В одной куче убитых притаился кипчак и пустил ему в грудь стрелу, но она отскочила от панциря, бывшего под шёлковым халатом хана.

Тимур пробыл на месте боя несколько часов. По его приказу пленные рыли длинные траншеи для погребения азийцев. Тысячи трупов кипчаков оставлялись воронам, степным волкам и солнцу.

Это поле смерти никогда не изгладится из моей памяти.

ШТУРМ ТАТАРТУБА

Десять дней мы прожили спокойно. Тимур поджидал из Дербента значительный отряд конницы. Он охранял проход. Его должен был сменить отряд из Азербайджана. Наконец, он подошёл. И азийцы двинулись вдоль Терека.

Вскоре они подошли к богатому городу, называемому «Татартуб», т. е. «татарский город». Это была крупная торговая станция на караванном пути по Тереку и на «Тамтаракан»[87]. Утром 8 августа я увидел страшное действие сотен возимых азийцами с собой стенобитных орудий. Город Татартуб[88] был окружён стенами с круглыми башнями; несколько церквей и минаретов высилось над домами с плоскими кровлями; в городе было около 60 тысяч жителей.

С горы я видел поднявшуюся перед бедой суету город был окружён, как саранчой, десятками тысяч азийцев. Как скорпионы, зловеще ползли к стенам низкобрюхие таранные машины[89] с кожаными щитами. Тысячи стрел полетели с обеих сторон: над городом и окрестностями стоял грозный гул. Тимур сидел у входа в белоснежную палатку с золотым шаром.

Громадное жёлто-красное знамя на длинном древке с золотым шаром развевалось над нашими головами, сигнализируя грозным армиям, что «их начальник следит за их подвигами». Группа эмиров толпилась за его удобным складным креслом, среди них стояли и мы, С обеих сторон у кресла стояли два гиганта-телохранителя с копьями и в роскошных халатах.

На низком столике с золотыми арабесками блестели китайские фарфоровые чашечки с розовым вареньем и кофе и графин воды. Худая рука Тимура с изумрудным перстнем время от времени брала чашечку и подносила её к сухим тонким губам; полководец, не торопясь, блеснув белыми волчьими зубами, делал глотка два и осторожно ставил её на столик.

— Лупо[90], — сказал Джовани, стоявший сзади Тимура среди эмиров.

Услышав незнакомые слова, азиец, молча смотревший на штурм, вопросительно и резко обернулся назад.

Джовани побледнел, как полотно.

«Он сказал, — ответил Чезаре через переводчика-грека, тоже побледневшего, так как он понимал по-итальянски, — что город погиб».

Я вздохнул облегчённо.

Бледная рука снова спокойно потянулась на этот раз к чашечке с вареньем.

Вокруг городских стен, словно кузнецы, стучали тараны. Осаждённые бросали камни, лили кипяток, сбрасывали брёвна. Но повреждённые тараны сменялись новыми, и уже в нескольких местах стена едва держалась.

Несколько эмиров верхом понеслись к городу. Ещё полчаса работы таранов, и бреши были пробиты, азийцы ворвались. Город запылал. Началась резня. Через два часа в городе всё стихло. На зелёное поле, где собиралась еженедельная ярмарка, согнали тысяч 6 уцелевших от резни жителей, преимущественно женщин и детей.

Тимур тихо приказал: здоровых отобрать и раздать по «улусам», а остальных умертвить завтра; сегодня пусть роют могилы для себя и для убитых в городе.

Испуганные люди, окружённые всадниками с копьями, принялись за работу: одни рыли гигантскую траншею, другие возили на арбах трупы и складывали их рядами. К утру город был очищен, и Тимур въехал в него. Он остановился в доме начальника города.