Тамара Бендавид

— То есть, как же это «потребовать», — усмехнулся Каржоль с деланной иронией. — Извините меня, но вы, мне кажется, употребляете не совсем точные выражения… Поступить так или иначе, — это дело моей доброй воли, моей совести, и обратиться к моей доброй воле, — это я понимаю; но «требовать»… Требовать, Ольга Орестовна, можно от человека только имея против него веские юридические доказательства.

— Ах, так вы вот на какую почву становитесь! — нервно усмехнулась она. — Прекрасно!.. Так не угодно ли же вам припомнить, что у меня в руках целая коллекция ваших писем и записок, которые вы пересылали мне через Перлю Лифшиц.

— Да, но что ж?.. Записки мои я очень хорошо помню и знаю, что в них нет ничего компрометирующего вас или меня с этой стороны, — почему же вы непременно хотите сделать ответственным за свое положение меня?!

— Как? У вас еще хватает духу оскорблять меня?! — встрепенулась Ольга, сверкнув на него гневными глазами.

— Нет, не оскорблять, — поспешил увильнуть Каржоль. — Боже меня избави!.. Зачем?.. Вы не так меня поняли, — я только защищаюсь, я ни от чего не отказываюсь, ничего не отрицаю, но желаю только, чтобы вы поняли, что подобные вопросы разрешаются не путем насилия, а доброй волей человека… Если вы обращаетесь к моей доброй воле, — извольте, я готов говорить с вами.

— Я, со своей стороны, сказала все, и говорить мне более не о чем. А не угодно ли вам поговорить теперь с моим отцом и с этими господами. Папа! — кликнула в залу Ольга. — Ступай сюда!..Аполлон Михайлович! Жорж! — Войдите…

Только что оправившийся Каржоль опять почувствовал приступ тоскливого заячьего страха. — Что же теперь хотят еще с ним делать?

— Мои разговоры с вами, сударь, будут коротки, — круто приступил к нему, чуть не в упор, генерал, — или под венец, или на барьер.

— Позвольте, — заикнулся было граф.

— Без позволений-с! — прервал его Ухов. — Объяснений не нужно. Я все знаю и так. Достаточно и того, что вы сейчас говорили, — я слышал. В церковь, или на барьер, — выбирайте!.. Я, сударь, сумею постоять за честь моей дочери… Посчастливится убить меня, на мое место станет он, — указал генерал на Жоржа, — его убьете, будете продолжать с поручиком. Выбирайте, говорю, сейчас же — то или другое!

— Позвольте, генерал, — попятился от него Каржоль, брезгливо обтирая платком брызги слюны, попадавшие ему на лицо сквозь усы раскипятившегося старика. — Позвольте, вы напираете на меня и слова сказать не даете… Я уже сказал Ольге Орестовне, что ни от чего не отказываюсь, но дайте наперед сообразиться!.. Нельзя же так, с ножом к горлу…

— Без отговорок, сударь! Без уверток!.. Я вам отлынивать не позволю-с! — грозил генерал пальцем перед самым его носом. — Вам предлагается на выбор честный исход: или дуэль, или свадьба; откажетесь, — суди меня Бог и мой государь, — убью вас на месте, как паршивую собаку! Выбирайте!

— Авенир Адрианович! — возопил отчаянным голосом граф, взывая к отсутствующему хозяину и поспешно ретируясь за спинку тяжелого кресла, на случай покушения на свою особу. — Авенир Адрианович!.. Авенир Адрианович!! Пожалуйте, наконец, сюда… Что ж это такое!

— Что-что?.. Что такое?.. Что случилось? — вбежал на его призыв Закаталов. — В чем дело, граф?.. Что с вами?

— Помилуйте! Да что ж это такое! — взмолился к нему граф, с негодующим протестом, — на меня нападают, мне угрожают здесь… Я прошу вас оградить меня от насилия в вашем доме… Ваши гости… Это ни на что не похоже!.. Я обращаюсь к вам, наконец, как к официальному лицу и прошу защитить меня от их оскорблений!

Голос его нервно дрожал, и слышались в нем даже подступающие слезы — слезы испуга, обозленности и обиды.

— Успокойтесь, успокойтесь, граф, Бога ради! — ублажал его полицеймейстер. — Никто и ничто вам не угрожает, — решительно ничто!.. Если генерал и погорячился немножко, — это так понятно… Вы даже должны извинить ему, потому, согласитесь, поставьте себя на его место… Он имеет на это право…

— Но нет, позвольте мне объяснить вам, — вступился было за себя Каржоль.

— И объяснять ничего не нужно, — поспешно перебил его Закаталов, — ничего не нужно… Я все знаю, граф, — поверьте, все, все решительно и понимаю ваше положение, но вхожу также и в положение генерала… Прежде всего, успокойтесь, — воды сельтерской не хотите ли?

— Я предлагаю одно из двух, — вмешался тоном ультиматума расходившийся генерал, носясь, как кот с салом, с понравившейся ему лаконичной фразой. — Одно из двух: или под венец, или на барьер! Сейчас же!

— Ну, вот видите, граф, что ж тут оскорбительного? — мягко принялся уговаривать полицеймейстер. — Вам предлагают, как джентльмену, — прохвостов ведь на дуэль не вызывают, а прямо бьют — выбор зависит от вас и, как порядочный человек, вы, конечно, не задумаетесь… Вы сами понимаете, что нужно.

— Или в церковь, или на барьер, — повторял меж тем генерал в азарте.