Тамара Бендавид

Закаталов задумался. В глубине души, ему очень улыбалась заманчивая мысль — поставить своего счастливого соперника в критическое положение перед коварной судьихой: это и ей было бы мщением. Нагрянули вдруг, — трах! — и окрутили молодца, как мокрую курицу. Вот-те и Дон Жуан! Прелестно!.. Это было бы истинное торжество и для самого Закаталова, для его уязвленного самолюбия. Весь город потешался бы над графом, и уж, конечно, после такого сюрприза, едва ли бы он остался в Кохма-Богословеке. — Нет, уж ему тут не жить! Всеобщим посмешищем быть не захочет, это верно. Ну, а после его провала, полицеймейстер останется единственным «бэль-омом» в городе, и тогда ему не трудно будет помириться с легкомысленной судьихой, утешить ее, возобновить старую дружбу… Теперь он пока только друг с ее мужем, но это тем легче поможет ему опять подружиться и с ней. О, да это просто сама судьба посылает Закаталову такой счастливый случай, — надо им воспользоваться, надо помочь бедному генералу. И ему тем приятнее будет помочь, что этим он оказывает существенную услугу бывшему своему отцу-командиру. — «Черт возьми, тут надо по-военному!»

— Так как же вы думаете, ваше превосходительство? — обратился он к Ухову, который, между тем, ажитированно похрустывая пальцами, продолжал ходить по комнате.

— Я? — круто повернулся тот на каблуках к Закаталову. — Да что ж тут думать!.. Я полагал бы сейчас же ехать к нему и объясниться решительным манером: или в церковь, или на барьер!

— Это напрасно, теперь вы его все равно не застанете, — предупредил полицеимейстер. — Он теперь на заводе и, вероятно, раньше как к вечеру не возвратится.

— Все равно! Будем дожидаться у него в квартире.

— Ну, это, я полагал бы, неудобно. Ведь у него люди дома, лакей… Мало ли что, — предупредят, пожалуй, на завод-то смахать недолго.

— Ах, черт возьми, и в самом деле! — хлопнул себя генерал по лбу. — Но как же быть тогда?

Полицеймейстер опять призадумался.

— Мне казалось бы, не лучше бы вот как, — начал он, поразмыслив с минутку, — во-первых, я сейчас же отдам строжайшее приказание здешнему хозяину и всей прислуге — не выставлять на доску ваших фамилий и никому, ни под каким видом, не сообщать, кто приехал и сколько, — чтобы ни гу-гу! Это первое. Во-вторых, попросил бы вас и всех ваших не показываться пока на улицах, потому лакей ведь у него из Украинска, — не ровен час, как-нибудь встретится, узнает в лицо, — и весь план тогда, пожалуй, насмарку! Тут, по-моему, важнее всего — сохранить до поры до времени строжайшее инкогнито. Да кстати! — как бы вспомнив что-то, прибавил Закаталов. — В коридоре здесь я видел комиссионера-еврейчика… Он, помнится мне, тоже из Украинска?

Генерал подтвердил, что этот их знает и даже сам в нумера их доставил, и Каржоля знает также.

— Прекрасно! В таком случае, я его, без разговоров, прямо с места в кутузку и продержу, пока будет нужно, чтобы часом гоже не проболтался где. Ну, а свадьбу надо будет сыграть сегодня же.

— Вы полагаете? — вопросил генерал, как будто даже оторопев несколько от такой стремительной поспешности.

— Обязательно-с, — подтвердил полицеймейстер. — Обязательно. Сами же вы изволили согласиться, что надо как можно живее.

— Да, но разве это возможно? Ведь тут же должны быть предварительно разные формальности, оглашение там, и прочее?..

— Насчет формальностей не изволите сомневаться, все будет в порядке, — поспешил успокоить старика Закаталов, — у меня тут по соседству батька-приятель есть, в селе Корзухине — это всего в четырех верстах. Катеринку в руку — и готово!

Генерал даже развеселился. — Только-то?! Я готов и две дать!

— Зачем? Баловать не нужно, — возразил полицеймейстер. — Ведь сомнений насчет правильности брака возникнуть не может, потому тут на лицо, во-первых, вы сами, как родитель невесты и, наконец, я, как лицо официальное; со стороны вашей дочери двое свидетелей есть, со стороны жениха буду я… Ну, а четвертым, если позволите, приглашу мирового судью здешнего — тоже приятель и, надеюсь, не откажет. Кстати, как раз и будет четверо шаферов.

— Дорогой мой! Голубчик! Отец-благодетель просто! Это вот по-нашему, по-кавказски!.. Вот что значит кавказцы-то! — восклицал обрадованный старик, заключая Закаталова в свои объятия и снова влепляя в обе его щеки по сочному поцелую. — Нет слов благодарить! Ведь это просто само провидение принесло вас ко мне! Бй-Богу, провидение!

— Документы вашей дочери, конечно, с вами? — продолжал Закаталов. — Позвольте-ка мне их сюда, я сейчас же духом смахаю в Корзухино и подготовлю всю музыку заблаговременно.

— Да, но как же насчет мерзавца-то, будущего зятька моего, — спохватился вдруг генерал. — Ведь надо же предварительно встретиться где-нибудь с ним, объясниться?..

— Об этом опять же не беспокойтесь, вы встретитесь у меня, — предупредил его самым уверенным тоном полицеймейстер. — Это я уже все обработаю, чтобы к назначенному часу все было готово… Положитесь на меня и ждите моего возвращения.

Генерал тут же передал Закаталову метрические документы Ольги, и они расстались.