Там, под землей (ЛП)

О, мы далеко не сразу до этого дошли. Поначалу думали, что придется патрулировать всю сеть! Тогда у нас стояли посты даже в туннелях под рекой, даже в Бруклине и Квинсе. Мы опасались даже, что как-нибудь перед рассветом они могут прорваться на поверхность — прямо на пустые улицы Манхэттена. В те дни тут находилась половина городской полиции, вплоть до конной. Да, я не шучу; хотя Бог знает, как повела бы себя лошадь, даже хорошо выезженная, если б наткнулась на такую тварь! Но лошади тогда были быстрее дрезин и позволяли охватить более обширную территорию.

И все же со временем круг изрядно сузился. Опасность существует только на этом небольшом участке туннеля и только в определенные часы ночи. И не спрашивай, почему они не вылезают в дневную пору — здесь ведь всегда ночь, на такой-то глубине. Может, это из-за постоянного движения поездов — они весь день курсируют с интервалом в две минуты, и так до самого закрытия театров на Бродвее. Тогда часа на четыре наступает затишье. В туннеле становится пусто, безлюдно и тихо — вот тогда-то кто угодно может разгуливать где ему вздумается, никому не попадаясь на глаза.

Потому-то мы тревожимся по-настоящему только в эти часы. Только в эти часы мы начеку. Конечно, ни о какой войне речи уже не идет, надо это понимать. Теперь мы на них охотимся, а не они на нас! Они разбегаются, завывая от ужаса, а мы убиваем и отлавливаем их — да-да, отлавливаем! Раз пять-шесть у нас тут собирался собственный зоопарк, не сильно хуже, чем в Бронксе; или, точнее, ожившая версия Кабинета ужасов мадам Тюссо. У меня в лаборатории стоят клетки, и в прошлом, бывало, то и дело возникала нужда донести до влиятельных людей всю… всю важность работы, которую мы ведем под землей! Так что когда на программу обрушивался какой-нибудь особо упрямый скептик, мы приводили его сюда и давали посветить фонариком на тех, кто сидел за решеткой в темноте… а сами вставали поближе, чтобы подхватить его, когда грохнется в обморок! О, здесь перебывала куча городских чиновников и политиков. А почему бы и нет? Разболтать они ничего не смогли бы, иначе их сразу упекли бы в сумасшедший дом! И уж на бюджет они потом не скупились. Наш зверинец имел большой успех, только каждый раз нас хватало ненадолго. От близости этих тварей становилось до того тошно, что в конце концов пришлось их всех прикончить. Больше мы просто не вынесли бы!

Тут дело даже не в облике Тварей и не в том, что они едят — этим нас в избытке снабжает городской морг, и для людей вроде меня, которые полжизни провели в прозекторской, это далеко не самое страшное. Только вот Твари излучают некий космический ужас… да, описать это невозможно. Ты просто не можешь дышать с ними одним воздухом, жить в одном рационально устроенном мире! В итоге мы всех их расстреливали и сбрасывали обратно к друзьям и соседям — а те, похоже, только этого и ждали. По крайней мере, когда мы вскрывали могилы через несколько дней, то находили там пару-тройку обглоданных косточек и не более того.

Еще, конечно, мы их держали с целью изучения. Я оставлю целых два тома наблюдений для последователей, которые продолжат борьбу после меня — да, дружище! Боюсь, ее придется продолжить! Видишь ли, истребить их полностью нет никакой возможности. Единственное, что в наших силах, это сдерживать их. И борьба будет длиться до тех пор, пока используется этот туннель. А ты можешь представить, что городской совет так вот просто возьмет и откажется от сооружения, на которое угрохали двадцать миллионов? «Мне очень жаль, джентльмены, но, понимаете ли, этот туннель кишит…» Господи! Да любого, кто заговорит об этом, поднимут на смех… на поверхности. Да нам и самим в выходные дни, когда улицы залиты светом и вокруг нас такие же точно люди, когда над головой голубое Господне небо, а в легких чистый Господень воздух, — нам самим начинает казаться, что вся эта мерзость лишь дурной сон! Там, наверху, с трудом верится, какие дела могут твориться в сумеречных недрах земли, какая безумная тьма томится вечным голодом глубоко под… Слушаю!

Зазвонил телефон.

Я не слышал, о чем он говорит, — меня заинтересовало тихое потрескивание, исходившее от огромной панели на стене; теперь там то вспыхивал, то гас уже не светящийся червяк, а один-единственный огонек. «79-я улица», — возвещал он снова и снова. «79-я улица, 79-я…».

Наконец мой друг повесил трубку и встал.

— Странно, — негромко произнес он, — весьма странно. Первый случай за несколько месяцев — и именно сегодня, во время нашего разговора. Поневоле задумаешься, а нет ли у них на самом деле этой сверхъестественной телепатии, как говорят некоторые…

Что-то пронеслось мимо нас по туннелю — так быстро, что я ничего толком не разглядел; просто какая-то низенькая платформа на четырех колесах без явных признаков мотора. Но мчалась она со скоростью гоночного автомобиля. На платформе пристроились на корточках люди в форменной одежде, в руках у них что-то поблескивало.