Звонок миссис Шарп, видимо, не доставил ему удовольствия. Вестерн неоднократно заявлял о том, что не в состоянии отыскать отдельных животных. Даже поиск людей был достаточно сложной задачей, зачастую невыполнимой. Тем не менее, на него как из рога изобилия сыпались заказы от любителей животных, сопровождаемые нередко даже угрозами.
Сев рядом с Карфаксом, Вестерн нажал кнопку «пуск» на пульте справа. На консоли вспыхнули сигнальные лампы.
— В главных цепях мы используем вакуумные радиолампы, — пояснял он. — Транзисторы и подобная им мелочь не в состоянии справиться со столь огромным потоком энергии. По-настоящему, то, что вы видите перед собой — всего лишь верхушка айсберга — основное оборудование находится этажом ниже. Оно питается от атомной электростанции штата Невада. Энергию, вырабатываемую в Калифорнии, мы используем только для освещения и радиофикации этого здания.
В этом помещении поддерживается постоянная температура в 20 +— 1ьС — некоторые из элементов и узлов очень капризны. Шесть цепей помещены в жидкий ксенон или жидкий водород.
Над одним из ненадписанных циферблатов загорелась лампочка. Вестерн повернул ручку одного из приборов против часовой стрелки на 76 градусов, затем с помощью клавиатуры отпечатал на одном из дисплеев несколько десятков букв и чисел.
— Местонахождение дяди Руфтона я определил давно, исходя из собственных соображений. В любом случае, вы должны поговорить с ним. Тем более, что координаты его занесены на магнитную ленту, что очень экономит время.
Вытащив из кармана рубахи восьмиугольную перфорированную карточку, Вестерн вставил ее в какую-то щель. Карточка исчезла так же беззвучно и быстро, как мышь исчезает в норке.
— У вас будет еще возможность познакомиться с процедурой поиска во время второго сеанса, — сказал он. — Это будет через два дня. Мы не позволяем клиентам проводить сеансы чаще, чем три раза в неделю — нервная система может не выдержать. При общении с эмсами возникает нечто, что мы не можем осознать. Оно вызывает чувство тревоги и у клиентов, и у операторов. Поэтому у «Медиума» мы дежурим по очереди. Эта смена, между прочим, у меня первая на неделе, так что я смогу быть с вами и во время второго сеанса. Для меня это будет уже третья — вторую я проведу завтра с комиссией из богословов и экзорцистов.
На пульте вспыхнула лампочка с надписью «поиск закончен». Раздался зуммер. Вестерн нажал на кнопку «фокусировка». Прямо перед Карфаксом засветился большой экран, как бы заполненный тысячами крошечных кружащихся искорок на молочном фоне.
— Запомните еще кое-что, — предупредил Вестерн. — То, что вы видите, не является настоящей формой этих... существ. Это только их электронные аналоги, электронная интерпретация подлинной формы. Как они выглядят на самом деле, мы не знаем... Мы много еще не знаем...
Он нажал кнопку «отделение». Искорок стало меньше, пространство между ними расширилось. У Карфакса возникло ощущение, будто он сидит в космическом корабле, который движется со сверхсветовой скоростью к далеким галактикам, каждая из которых кажется единичным источником света, хотя и состоит из миллионов звезд. Здесь, разумеется, не было допплеровского смещения длины волны, поскольку это не было путешествием со сверхсветовой скоростью, накачкой большого количества энергии в другую вселенную — вэмо с целью «привлечь» желаемую конфигурацию.
— Любое существо, любой неодушевленный предмет, излучающий электромагнитную энергию в нашей вселенной, не имеет аналога в вэмо. Когда источник прекращает излучение здесь, там он принимает окончательную форму. Молния — предмет неодушевленный. Во всяком случае, согласно моей теории. Ее энергия в нашей вселенной рассеивается, либо претерпевает превращения, как и солнечный свет. Но в вэмо она продолжает свое существование, если можно так выразиться. А вместе с нею продолжают существовать и люди, и тараканы.
— Свет солнца слишком рассеянный, чтобы быть неодушевленным предметом, — заметил Карфакс. — Солнце светит непрерывно. День и ночь сменяют друг друга благодаря вращению Земли, но это относится только к Земле. Даже ночью имеется немалое количество света. Так что, по-вашему, каждая ночь в отдельности начинает жить в вэмо? И каким образом это возможно, если не существует такой вещи, как индивидуальная ночь? Где проводится разграничительная черта? Неужели наши границы временных поясов тоже находят свое отражение в вэмо?
— Это мне неизвестно, — чуть раздраженно ответил Вестерн. — Этот вопрос напоминает ситуацию, которая возникла бы, попроси королева Изабелла Колумба описать все-все в Новом Свете, когда он только совершил высадку на островках, расположенных за пределами еще не открытого материка.
— Извините, — сказал Карфакс.