Там, где звенит Енисей

Потом они обедали. Обед был вкусный, хотя непохож на мамин, например из мороженой строганины*. Только лавровый лист Уле не понравился. Она выудила его из тарелки и попробовала разжевать. Тут же обиженно выплюнула - кто ест такую невкусную траву?!

_______________

* С т р о г а н и н а - тонко наструганное мороженое мясо или рыба.

- Не надо пить через край тарелки, - подошла к ней Раиса Нельчевна, смотри, ложкой ведь лучше, держи её вот так. - И показала.

Уле всё было неудобно. И есть ложкой. И сидеть на лавке. И даже смешно было смотреть на других, как у них ноги висели, словно рыбины на ветале*. Уля всё поджимала то одну ногу, то другую... Дома-то как хорошо сидеть на оленьих шкурах, поджав под себя обе ноги!

_______________

* В е т а л а - деревянные жерди, на которых вялят рыбу.

- А ты садись, как привыкла, - пришла и на этот раз к ней на помощь Раиса Нельчевна.

- Я тоже раньше не умела, - сказала Нелё. - А теперь...

И она ловко, как надо, уселась на лавке.

Потом, когда вышли на улицу, олени по-прежнему стояли возле дома. А отца возле них не было. Уля тянула шею, искала его глазами... Но её вдруг заторопили - надо скорее идти в баню.

В бревенчатом домике было тепло и парно. Приятно пахло мокрым деревом. Улю посадили на лавку и - раз-два - подстригли, подровняли волосы. Уля потрогала и вздохнула - волосы стали короткими и какими-то колючими.

Там, где мылись, стояла душная жара. Ребята плескались, гремели железными тазиками. Голоса и весь этот шум не улетали на улицу, а толкались о мокрые стены, потолок, потому всё здесь так и гудело. Вода была и холодная, и горячая - как тебе нравится.

Улю мыли, тёрли чем-то шершавым, обливали водой, опять намыливали. Она только успевала поворачиваться. А жарко как! Уля никогда в жизни не попадала в такую жару. Всё тело горело. А потом стало легко, приятно.

Нелё, рассмеявшись, плеснула на неё из тазика, Раиса Нельчевна полила её как следует из большого таза, и мытьё кончилось.

На лавке, где они раздевались, Улиных меховой рубашки и штанов не оказалось. Нелё пододвинула к ней кучку какой-то одёжки. Уля покачала головой. Она вовсе и не собиралась одеваться в чужое.

- Твою старую одежду отец увезёт домой, - сказала Раиса Нельчевна.

Уля впервые в упор посмотрела на Раису Нельчевну и крикнула звонким, упрямым голосом, так, что все обернулись:

- Не отдам! Это мама мне сшила!

И, как была, голышом, бросилась к выходу. Так быстро, что никто не успел её остановить. Толкнула дверь и выскочила в холодные сени, где на полу лежал снег. Ну и что, она снега не боялась! Ещё бы секунда, и Уля выскочила бы на улицу, на мороз. Но тут подоспела старушка банщица, увидев беглянку, ахнула:

- После пара-то! Ах ты глупая!

И, подхватив, мигом внесла её обратно в раздевалку.

Уля больше не ершилась, только поглядывала на всех с обидой.

Раиса Нельчевна стала быстро одевать её.

- Ну что ж ты упрямишься, - говорила она. - Смотри, какое красивое платье, все девочки в таких ходят.

Уля молчала. "Совсем и не красивое, как они не понимают?! удивлялась она. - Мама мне сшила из самой мягкой, самой тёплой шкурки пыжика, молодого олешка, - рубашку и штаны, вот они-то красивые!"

Нелё уже надела своё коричневое школьное платье. Повернулась в одну, в другую сторону - всё ладно. Подошла к Уле. Пригладила складки на Улиной юбочке, расправила ей воротничок. На минутку задумалась, даже губу закусила: что бы ещё придумать? И вдруг сообразила. Достала из кармашка бусы, посмотрела на них - вон какие красивые! - и надела Уле на шею.

- Носи.

Бусы были из красного бисера, а кое-где из синего. Нелё их сама нанизала, ещё летом. Она потянула Улю к зеркалу.

- Посмотри. Верно, красивые?

Дома у Улиной мамы было зеркальце, маленькое, круглое. Уля любила в него смотреться. Но в нём можно было увидеть только нос и глаза. Здесь зеркало было громадное, больше Ули ростом. Уля глянула и ничего сперва не поняла. Нет, видно-то было очень хорошо. Вон сбоку стоит Нелё и прихорашивается. А рядом с Нелё - совсем незнакомая девочка, с короткими, не очень послушными волосами, в таком же, как и у Нелё, платье. На шее у девочки бусы. Кто же это? Неужели это она, Уля?..

А Нелё - там, в зеркале, - повернулась к той девочке, поцокала языком и сказала:

- О, бэй! - А потом по-русски: - Хорошо!

Уля посмотрела на ту Нелё, в зеркале, потом на Нелё, что рядом, потом опять на девочку с бусами... И, улыбнувшись ей, тоже сказала:

- О, бэй!

НА ДАНИЛКИНОЙ РЕЧКЕ

Наконец-то кончился этот невероятно длинный для Ули день. Спать её положили рядом с Нелё, только на другой кровати. Простыни, подушки белые-белые, гладкие и холодные, словно снежный сугроб. Уля попробовала свернуться комочком - неудобно, сунула голову под подушку - тоже неудобно. Дома-то она сейчас бы легла на оленьи шкуры и укрылась бы оленьей шкурой. А главное - не одна. Под боком у неё возились бы сестрёнка, братик, спорили бы, кому куда лечь, и, угомонившись, сразу бы уснули. А во сне они совсем смирные. Как далеко они сейчас! А она - тут, совсем одна. Зачем только придумали эту школу?! И зачем спать кладут поврозь?