Там, где тебя нет

– Не понимаю, как ты все это время терпела меня, Мадина. Или Марина, как тебе больше нравится?

– Мадина. Там меня назвали при рождении.

– Зачем ты вышла за меня? Зачем родила Сашеньку? Ты же облекла себя на мучения и…

– Нет, Таир. Я лелеяла этот момент, – ружье дрожит в ее руках, а глаза наливаются зловещим блеском. – Мечтала вот так, как сейчас держать тебя на мушке. И моя мечта сбылась. Ты жалкий, Таир. Никчемный разведчик и никчемный человек. Любовник правда прекрасный, но на этом все. А тебе повезло, вобла! – она переводит снисходительный взгляд на Катю.

– Ты посмеялась надо мной, Мадина. Да, ты права, я ничтожный, ни на что не способный шпион, а ты молодец. Ты всех провела. Что ты теперь хочешь? Убить меня? У тебя была уйма времени, чтобы это сделать. Мы жили вместе и…

– А тогда было не так интересно, Таир. Забавно было за вами наблюдать, – ее лицо искривляется в некрасивую, презрительную мину. – Агенты, блин… Переписки, перешептывания, переглядывания. Думаешь, я не знала, что ты ездил в Волгоград? Или, что спал с этой курицей? У меня тоже есть свои люди. Везде. И агенты тоже…

Воздух тяжелеет и наполняется запахами солярки и пороха. Впитывает наши страхи, чувства, сомнения и колышет верхушки замерзших сосен. Интересно, деревья что-то чувствуют? Кажется, воздух хранит миллион чужих тайн. Шепот, крики, мольбу, стоны, страхи и радости – он молчаливым свидетелем сопровождает нас на пути к смерти. Убегает из нашего тела, когда она приходит. Я вижу ее пред собой. Дуло ружья. Тупое черное рыло. Марина вскидывает ружье и аккуратно кладет пальцы на спусковой крючок.

– Нет! Умоляю, не убивай его! Он же отец твоего ребенка! Пожалуйста, прости нас. Не знаю, в чем виновата я, но… Прости.

Катя бросает из-за моей спины и почти падает к ногам Марины. С дерева вспархивает стая испуганных птиц. Тишина улетучивается, сменивших рокотом автомобильных двигателей. Где-то совсем рядом едут машины. Звуки приближаются, становятся отчетливее и громче.

– Что за черт? – Марина-Мадина нехотя опускает ружье, а я наблюдаю, как из-за скалистого холма появляются ведомственные «УАЗики».

Таир.

– Катя, иди ко мне, – решительно произношу я. Понимаю, что она цепляется за последнюю надежду сохранить нам жизнь, но бросаться в ноги Марине так себе поступок… Это ее лишь раззадорит. Убедит в собственной безнаказанности и абсолютной власти над нами.

Катя бросается в мои объятия и шепчет в самое ухо:

– Таир, я лишь хотела ее отвлечь. Ты не думай, что мне нравится унижаться перед этой… Я давно слышала странный шум. Земля дрожала.

– Ах ты же моя шпионка. Все-то ты улавливаешь, – обнимаю Рокси-Катю, сбрасывая с плеч страх. Уверен, что погибнуть нам не дадут. Два УАЗа паркуются за машиной Мадины. Из одного выпрыгивает солдат, удерживая на плече выставленное ружье.

– Бросьте оружие! Руки за спину! – командует он.

– Что за ерунда? – манерно закатывает глаза Мадина. – Таир, что за шутки?

– Ложись на землю, дура, – шиплю, медленно опускаясь на землю. Правильно – им надо разобраться, кто есть кто…

– Данил Львович, к вам это не относится, – слуха касается мужской голос. – Поднимайтесь.

– Спасибо, – отвечаю, стряхивая с колен прилипший снег. – Вы откуда здесь? И вы… Кто?

– На землю! – отвлекается на Мадину солдат. – Марина Деникина, вы арестованы по статье 205 УК РФ, статье 205 пункт 2, статье 159…

– Постойте, а я не Марина Деникина… Я Мадина Агаларова, я…

Вот она твоя месть… Ты сама выбрала такой путь: жить в ненависти и страданиях, лелеять обиду и боль, ждать подходящего случая, чтобы нанести удар. И тебе бы это удалось, если бы не… Кого мне благодарить за спасение?

– В машину! – словно не слыша испуганного лепета Мадины, рявкает солдат. – Мы знаем, кто вы.

Солдат щелкает затвором ружья и переводит взгляд на машину. Сквозь щель в двери УАЗа вижу знакомое до боли лицо… Изуродованное, измученное многолетней местью и лишениями – лицо Салима. Мы смотрим друг на друга длинную минуту… Вечность и миг… Вся жизнь в одном мгновении. Кажется, угадываю в его глазах каплю сожаления о потерянной дружбе, еще одну – прощания, и самую малость прощения… Поздно ты меня простил, Салим. Надо было часом раньше.

Его губы изгибаются и бессвязно шепчут: «– Прости. Прости за все».

Но в следующую минуту Салим группируется и отталкивает сидящего рядом солдата. От удара крепкой головой тот валится без чувств. Салим открывает дверь плечом – руки скованы впереди наручниками – и выпрыгивает из машины.

– Мадина-а-а! Бежим!

Высокий и крепкий, как бык, Салим бьет лбом по голове стоящего возле Мадины солдата. Он хватается за разбитый нос и опадает, выпуская из рук ружьё.

– Мадина, любимая! Бежим! Он нескоро оклемается.

– Отвали, урод! – шипит она, окинув Салима грозным взглядом. – Никогда не прощу тебя за побои и унижения. Ты не мужик, а ничтожество! Я любила Мусу… А ты… Я рада, что тебя посадили. И твой общак у меня, козел. Я вышла за Таира и родила, чтобы остаться на свободе… Думала не позволит посадить мать своего ребенка. Ан нет… Все вы… Уроды! Ненавижу вас…