Там, где смерть и кровь, не бывает красоты

– Так, да не так! Поначалу барышня расцвели, а потом все тухли, тухли… Плакали часто. Однажды попросили меня отнести записку князю Виктору, а опосля мы с нею отправились к нему на свидание, а домашним сказали – за покупками, мол, идем. Барышня просили князя Виктора разорвать ихнюю помолвку, а он отказался.

– Даже до этого дошло?! Немудрено, что Виктор отказался, приданое за Элизой было обещано завидное… Но кто же он, тот, кого она полюбила? Как его имя?

– Не знаю-с…

Лицо Марго стало строгим, не терпящим лжи, и Дуняше пришлось с жаром доказывать, что она честна с графиней:

– Христом Богом клянусь, не знаю я! Ни разу не видала его. Бывало, я записки от барышни носила в трактир, что на Полежаевской…

– В эдакое скверное место? – изумилась Марго.

– Отдавала их половому по имени Оська, а он, ежели было что для барышни, мне письмецо вручал. Вот и все!

– Ну-ка, честно мне ответь: ты на их свидания тоже ездила?

– Ездила, – призналась Дуняша со слезой в голосе. – Я в карете оставалась, а барышня в другую карету пересаживались. Вы уж не говорите никому…

– Не скажу, не скажу, не бойся, – заверила ее Марго. – А на той карете, в которую садилась Элиза, были какие-нибудь знаки, вензеля, украшения?

– Не было ничего. Нешто вы думаете, меня любопытство не разбирало? Я и так и эдак присматривалась, нарочно выходила и близехонько так к карете ихней гуляла, но не видала, кто с ними там был, с барышней Элизой.

Теперь Марго требовалось обдумать эти новости; их было немало, и важно было не упустить какие-то мелочи, все запомнить. Ко всему прочему, девушку требовалось сделать своей добровольной сообщницей, следовательно, не напирать на нее сильно, иначе она замкнется. Дуняша должна видеть в мотивах действий Марго родственную доброжелательность и обеспокоенность, а не любопытство женщины, обожающей сплетни, тогда девушка раскроется и станет ей помогать.

– Поди, Дуняша, – сказала мягко графиня, – прикажи запрягать лошадей, а я покуда чаю изопью…

Виссарион Фомич, будучи в скверном настроении, вызвал сыщиков, а тут и ее сиятельство пожаловали-с. Не заставлять же ждать столь значимую особу! И он выгнал сыщиков вон, сел, скрестил руки, локти уложил на стол, нахохлился…

– Доброе утро, Виссарион Фомич.

– Мое почтение, – пробубнил он, почти не раскрывая рта.

– Что я вижу – вы не в духе?

Марго неплохо уже изучила характер Зыбина, что говорило о ее наблюдательности и уме, а умная женщина, по мнению Зыбина, – это сущее наказание!

– Как почивали? – пробурчал он дежурную «любезность» таким тоном, будто спросил: «Отчего вы не умерли во сне?»

– Худо, сударь. – Она присела на стул, своим внешним видом вовсе не соответствуя определению «худо», так как была она свежа и блистала молодостью, тем вызывая невольную зависть даже у него, у старика Зыбина. – Что скажете? Вчера так лютовал ветер, впрочем, и сегодня он не утих. Я переживала за вас! Вы провели… раскопки?

– Провел, провел, – громко засопел он.

– А что такое? – насторожилась Марго. – Вы не удовлетворены?

– Совершенно не удовлетворен-с! М-да.

– Что же вас так расстроило, Виссарион Фомич? – продолжала допытываться любознательная графиня.

Зыбин весь раздулся от изрядного недовольства, его нижняя губа уже буквально касалась подбородка, лохматые брови словно бы срослись в один пучок, он взирал на поверхность стола, будто и не услышал вопроса графини. Марго догадалась: он не хочет ей ничего говорить, значит, случилось нечто непредвиденное.

– Ежели вы боитесь… – вкрадчиво начала она.

– Боюсь, – с вызовом сказал он. – Боюсь разглашения тайны!

Чтобы она поддалась глупому чувству обиды и ушла, вновь только-только соприкоснувшись с сею загадкою? Никогда!

– По-моему, я не давала вам повода не доверять мне! – дерзко проговорила Марго: пора уж и на место поставить этого упрямца. – Какие же между нами могут быть тайны? Разве я не была вам верной помощницей, когда вы искали Камелию?

Зыбин терпеть не мог баб – пардон, дам! – вмешивающихся в мужские дела. Он полагал, что уже натешилась графинька следствием в прошлый раз, и довольно с нее, теперь она займется своими булавками да шляпками. Но затруднение состояло в том, что Зыбин прекрасно понимал: и в этом случае без помощи Маргариты Аристарховны ему будет крайне трудно во всей этой чертовщине разобраться. Это его злило. От ощущения своего бессилия и в сердцах Виссарион Фомич гулко ударил своими пальцами-обрубками по столу, прорычав:

– Подсуропили же вы мне дельце, сударыня! Худшего на моей памяти я и не припомню-с!

– Да что же случилось, господи?! – захлопала ресницами Марго. – Не пугайте меня! Вы нашли то, что искали?

– Не нашел-с!

– Как это понимать? – Она ожидала всего, чего угодно, но не…

– В гробу ваша покойница… не покоилась! – рявкнул он.