Там где нет жемчужин (СИ)

- Не нравится - живи иначе. - сухо отрезал Павел и двинулся к родственникам. Гроб начали опускать. Молча, провожали взглядом капсулу все присутствующие. Мать покойного была вылита словно из стали. Она не стонала и не бросалась в могилу за сыном. Она стояла молча, как вкопанная. Такая черная и изнеможенная внутренней болью. И я отметил для себя, что в своей скорби она была прекрасна...

Пустая холодная комната. Окна плотно забиты прогнившими от сырости досками. На стенах пятна цвели образуют зловещие континенты, они расходятся и сходятся в магическом устье неизвестных ржавых рек. Из мебели, в одинокой покинутой комнате находится только огромная раковина. Керамическая, украшенная трещинами и выбоинами раковина бесхозно валяется возле забитого окна. Она оторвана от основной системы и теперь кажется такой жалкой и брошенной. Однако внутри раковины, не менее дерзко и отчаянно лежит кусок темно красного мяса. Этот овальный кусок с запекшейся кровью и вывернутыми наспех сухожилиями отдаленно напоминает чей-то язык. Он уже не шевелится и не производит ни каких сложных и пафосных звуков. Он просто лежит и быть может, пугает того, кто осмелится на него взглянуть.

            А еще, в этой странной комнате вблизи покинутой раковины стоит не менее проржавевшее ведро с водой. Это не большое металлическое ведро. Возможно, оно когда-то принадлежало ребенку, так как на блеклых выцветших боках, все еще можно угадать некогда яркие цветы-ромашки. И возможно оно было синего цвета, а изображенные цветы переливались от белого к лиловому. Это постаревшее ведро до краев наполнено  мутной водой. Погнутая ручка перекошена набок, тем самым уродуя не только сам сосуд, но и весь баланс этой холодной мрачной комнаты.

            Из темноты, холода и сырости вдруг возникает громадный пес. Этот бедняга подходит не смелым, уставшим шагом к зловещей раковине. Его шерсть взъерошена и сбита, по спине расцвела лишаевидная роза. Он голоден и хочет пить. Он бродит безнадежно по комнате, проверяя поочередно то раковину, то полное воды ведро. Глаза его воспалёно красные, сухой потрескавшийся нос производит хриплое прерывистое сипение. У него уже нет сил лаять или скулить, он просто ходит по периметрам комнаты, словно безмолвный узник, будто призрак в собственной клетке, а быть может это и есть призрак? Это молчаливое, лишенное языка создание страдает, не в силах помочь ни себе, ни тому, кто иногда заходит в его холодное безнадежное пространство...

- Вы снова здесь? - осведомилась женщина в черном. Она неподвижно сидела у той самой могилы, где сидела неделю назад и где просидела уже около пяти лет.

- Сегодня крайне холодно, но так прекрасно. - говорил я с ней.

- Вы очень любите свою работу? - спросила женщина, поправляя оранжевый шарф. Ее руки были спрятаны в теплые перчатки, и мне стало жаль, что я не могу увидеть ее тонкие пальцы, эластичную натянутую кожу рук и прозрачные вены.- Вы знаете, иногда работа может стать клеткой. - продолжала она не дожидаясь моего ответа. - И вообще. Любить категорически опасно.

- Опасно? - удивился я. - Насколько мне известно, большая часть людей только и стремится к ней.

- Вы ничего не знаете о любви...Любовь - таит в себе много страстей и немыслимых опасностей. - женщина в черном поднялась и повернулась ко мне в неизменной вуали. - Она очень опасна. Мы должны быть всегда осторожны. Всегда. Где бы ни были...- она хотела еще что-то сказать, я это понял по ее сбившемуся, но прерванному дыханию. Однако, она попрощалась со мной, а я в нерешительности продолжил свой обход по излюбленным тропам...

            Я открыл глаза. В окно пробивалось весеннее солнце. Даже через стекло, я чувствовал первое робкое тепло. Я вышел на улицу. Сегодня было много людей. Как только стаял снег, все коллективно вспомнили о своих усопших и направились проведать их. Я шел мимо людей, их спины выражали скорбь, их лица были печальны, и я не вольно подумал о том, были ли эти лица так же печальны в новогоднюю ночь? Их руки полные жизни возносили бокалы с игристыми напитками, их губы весело отсчитывали собственные секунды смерти, их мысли суетливо листали заученные желания и планы, их сердца провожали в прошлое все грустное и печальное за прошедший год. Следовательно, в тех же коробочках оставили они и усопших своих - там, в прошлом, где все кончено и пройдено.

А сейчас они стояли все в изломанных позах, убирали сухие листья, вырывали траву и сажали зачем-то новые цветы: нарциссы, фиалки, самшиты...Кладбище наполнялось жизнью и суетой. Так парадоксально: там где должен быть покой воцарялись суета и движение...Я шел и пытался проанализировать: хорошо это или плохо? Кому лучше: тех, кого забыли и оставили в вечном покое или тем, кому каждый год сажают цветы. Я не нашел ответа на этот вопрос, и посему отложил его до наступления собственной смерти, наверное только тогда, как нельзя точно, я найдусь, что

ответить себе.