Там, где нас нет

— Говорят, что шмелю не изменить куколки, юэской курице не высидеть гусиного яйца — это по силам лишь наседке из Лу! — выкрикнул Бедный Монах и снова забился в припадке веселья.

Богатырь оставил телегу и пошел на спутников, потрясая сжатыми кулаками, но не дошел.

«А ваджра-то на что?» — вспомнил он и вернулся на место, заметив скупо и холодно:

— Дуракам половину работы не кажут! Но все равно провозился с повозкой до полудня, покуда не догадался использовать золотую ложку в качестве шкворня.

Телега покорно завращала колесами и вдруг рванула с места — еле успел задержать и вытащить ваджру.

Насмешники прикусили языки.

— Так-то! — сказал Жихарь.

— Я читал, что Ле Защита Разбойников проделывал нечто подобное с бумажной колесницей, — сказал Бедный Монах. — Но чтобы подчинить себе дерево…

Воистину Жи Хан незаметно для себя овладел всеми путями Дзынь и способен покорить восемь сторон света!

— Ладно, что про дерево напомнил, — молвил Жихарь. — Нарубили бы уж давно дров, пока я тут пластаюсь, да костерок развели — околеем ведь. Вон пенек торчит…

Лю Седьмой услужливо достал из рукава причудливого вида бронзовый топорик и поспешил к указанному пню.

Пронзительный вопль потряс деревья. Жихарь и Яр-Тур мигом оказались возле пня, готовые к любому нападению. Бедный Монах виновато разводил руками.

— А-а, — вспомнил Жихарь. — Колдуны же одного своего в пенек обратили — было такое?

Он достал золотую ложку и коснулся середины пня. Богатырская рука подлетела вверх, поскольку и сам пенек вырос и предстал высоким смуглым человеком, горбоносым и в черном плаще.

Человек сделал шаг вперед и сморщился, припав на раненную топором ногу, а потом неожиданно запел, да такую скверную песню:

Бездна бездну призывает,
Рот широко разевает,
А когда разинет рот,
Похваляючись, поет:
«Раньше я жила темна,
Холодна и голодна,
А с тобой мы — ам да ам —
Мир поделим пополам.
Что вверху и что внизу —
Все сметелю, все сгрызу.
Что внутри и что вовне —
Все съедобно, все по мне».
Бездна бездну обманула:
Между глаз ей звезданула,
И осталася одна
Бездна бедная без дна…

Любой бы догадался, кто таков этот певец, но только не Жихарь. Потому и спросил:

— Ты кто?

— Какое из моих имен ты хотел бы услышать? — Голос у бывшего пенька оказался низкий и раскатистый.

— Настоящее, — потребовал богатырь.

— Если, конечно, вы не стыдитесь его, сэр колдун, — добавил Принц.

— Все беды происходят из-за ложных имен, — заметил Лю. — И для того, чтобы изменить нравы, необходимо восстановить истинные имена…

— Напрасно избрал я на этот раз шкуру драбаданского шарлатана, — сказал хромой. — Хотелось бы предстать перед вами в подлинном виде, но, увы… Эти болваны, как всегда, все испортили и перепутали, а вы двинетесь дальше, навстречу своей бессмысленной судьбе…

Глаза у хромого были разные: один зеленый, а другой просто дырка.

— А ты нас, стало быть, остеречь захотел? — спросил Жихарь.

— Да нет же! — радостно вскричал хромой. — Я никогда не мешаю людям шагать навстречу гибели, наоборот, всеми силами рад способствовать этому…

— А расколдоваться сам не мог, — ухмыльнулся богатырь.

— Это пустяки. — Хромец махнул рукой, и Жихарь заметил, что пальцы у него коротенькие-коротенькие — меча не ухватят.

— Демоны и духи поднаторели в искусстве обмана, — сказал Бедный Монах. — Но настоящего знатока им не провести. В вас, почтенный, всякий узнает Хуньдуня — того самого, что в образе красного перца обольщает девушек в сумерках.

— Ну и как, получается? — оживился богатырь. Хромой только пожал плечами, а Лю Седьмой продолжал:

— В книге «Шэнь и Цзин», повествующей о чудесном и необычайном, про Хуньдуня говорится следующее: «Он похож на длинношерстую собаку с медвежьими лапами, но без когтей. У него есть глаза, но он не видит, ходить не умеет, есть уши, но он не слышит, зато чует приближение человека. В брюхе у него нет внутренностей, есть лишь прямая кишка, и вся пища проходит насквозь. На добродетельных он кидается, к злодеям льнет».

— Погоди, погоди, — сказал Жихарь. — Какая прямая кишка? Какая собака? Ты чего городишь? Человек как человек, хотя, конечно, плохой, надо бы его потрясти и расспросить…

— Руки коротки, — сказал хромой.

— А поглядим, — ответил Жихарь и протянул к хромому отнюдь не короткие свои десницу и шуйцу. Но до тощей кадыкастой шеи почему-то не достал, сделал шаг вперед — и опять не достал, хоть и не двигался с места расколдованный пенек.

Уже вплотную приблизился к нему Жихарь и только сейчас заметил, что богатырские его ладони растут почти что прямо из плеч, а куда делось все остальное — неведомо.