Там, где нас нет

— Так полагается говорить при встрече с незнакомыми людьми, — отвечал Лю Седьмой. И добавил: — Таланты ваши выше неба и глубже моря!

— Оно так! — согласился Жихарь. — Но об этом пока мало кто знает.

— В пути нам чаще встречались призраки и чудовища, нежели люди, склонные к распространению слухов, — добавил Яр-Тур.

Жихарь развязал заплечный мешок, достал подорожные гостинцы, настряпанные руками многочисленных возлюбленных. Лю Седьмой тоже полез в котомку, где было немало чудес.

— Разве такое едят? — испугался Жихарь.

— Кушанье называется «Битва тигра с драконом», — улыбнулся Лю Седьмой.

— Боюсь, что битва эта и в животе продолжится. А нет ли лучше вина?

Лю Седьмой немедленно вытащил глиняный жбан.

— Когда великий мудрец занимается незначительным делом, он им тяготится и невольно тянется к вину, — оказал Бедный Монах.

— Да ты хороший человек, правильный! — обрадовался богатырь.

Вино было непривычное, но крепкое. Оно быстро исторгло из побратимов их нехитрые сиротские истории, которые Лю Седьмой выслушал со вниманием и почтением.

— Воистину схожи судьбы великих людей! — объявил он. — Некогда в провинции Шао-дябань жила супружеская пара, неустанно возделывавшая рисовые поля и молившая небо о ниспослании наследника в течение пятидесяти лет. Небо вняло их просьбам, и вот однажды на исходе правления под девизом «Целомудрие и животноводство» почтенный земледелец вышел на рассвете из своей скромной хижины, чтобы в очередной раз сжечь свиток с прошением Госпоже Великой Бабушке. На самом пороге своего жилища он увидел повитого желтым императорским шелком ребенка. У младенца не было ни головы, ни рук, ни ног, ни глаз, ни ушей, ни прочих отверстий, что, несомненно, указывало на его божественное происхождение…

— Эй, погоди! Как же дед догадался, что это младенец, а не беглый Колобок?

— Так ведь молили-то о младенце!

— А ты здесь при чем?

— Я и был тем самым божественным ребенком.

Жихарь и Яр-Тур с недоверием осмотрели сотрапезника: вроде все на месте…

— Причитания моих приемных родителей настолько растрогали Небо, что оттуда спустился Гао Железное Око с теслом и буравом в руках. Он придал моей бесформенной сущности надлежащие очертания, и тогда почтенные старики увидели, что тело мое поросло рыжей шерстью, а зрачки квадратные…

Жихарь обхватил голову Лю Седьмого руками, а Яр-Тур пальцами расширил узкие глазки.

— Все верно — зеница словно игральная кость! — вздохнул Жихарь и отпустил голову рассказчика.

— Прошло три года, — продолжал Бедный Монах, — и я изгнал из сердца думы об истинном и ложном, а устам запретил говорить о полезном и вредном. Видя такую выдающуюся ученость, жители деревни собрали денег и отправили меня в столицу сдавать экзамен на звание чиновника. Уже тогда знал я наизусть восемьдесят три особенности и сто сорок четыре исключения, безошибочно излагал «Книгу о ненаписанном», сложил стихотворение «Пробираясь сквозь заросли конопли, забиваю косяк в ожидании друга»…

— Вы владеете искусством стихосложения?! — воскликнул пораженный Принц.

— С помощью скромных способностей достиг небесного совершенства, — поклонился Лю. — Среди титулов, которые стяжал недостойный, есть и звание Полководца Литературных Достижений.

— Тогда сказывай! — велел Жихарь. Лю Седьмой вскинул особым образом руки и возгласил:

Под горою Мышань
Расцвела конопля молодая.
Дикий гусь пролетел,
Устремляясь печально на Юг.
У заставы Хунань
Я в беседке стоюу, ожидая,
Не приедет ли с Запада
Верный испытанный друг.
Мы бы выпили чашу
Вина чужедальнего Юга
И забили косяк
Из пыльцы молодой конопли.
Но дорога пуста.
Ни врага там не видно, ни друга.
Только гусь одинокий
И стонет, и плачет вдали!

Некоторое время восхищенные побратимы молчали, сопереживая гусю. Лю Седьмой осторожно спросил, поняли его друзья или нет.

— Конечно, добрый сэр Лю! Язык поэзии понятен во всем мире!

— Славная какая Чайная Страна! — похвалил незнакомую землю Жихарь. — У вас в одночасье и конопля цветет, и гуси на зиму улетают — здорово живете!

Только я одно не понял: какой такой косяк ты мечтал забить и куда?

— В глубокой древности, — распевно сказал Бедный Монах, — ни один мудрец или поэт не мог миновать конопляного поля, чтобы не забить косяк-другой.

Ныне обычай этот утрачен, ибо забыта самая его сущность. Некоторые пробовали, правда, прибивать мешочки с конопляной пыльцой к дверным косякам, но из этого ничего не вышло.

— Может быть, имелся в виду косяк гусей? — спросил Яр-Тур.

— Нет, — вздохнул чайнец. — Стихи слагают лишь про одинокого гуся.

— Да пусть себе летит, — отмахнулся Жихарь. — Ты рассказывай, что дальше-то было.

— В учении я преуспел и вскорости обогнал великовозрастных юношей. Особенно сдружился я со студентом У Дэ, приохотившим меня к вот этому рисовому вину.