Там, где нас нет...

Все церемонии я старался не смотреть в ту сторону, где лежали обезглавленные. Как-то сразу представилось, что и я, не зная ничего об этом мире, в любую минуту могу повторить их судьбу. Это мне оптимизма не прибавило. Да и аппетита на ужин тоже. Тем более, что кормили какой-то совершенно безвкусной бурдой.

Ночью еле заснул.

Всю ночь снились кошмары.

-- Три казни принцессы Кирин

- Итак. Ситуация такова, что если не будет вставлен заслон, ни принцессе, ни Главному Хранителю уйти не удастся. - начал свою речь начальник дворцовой стражи Ван. Взгляд его скользнул по застывшему строю оставшихся в живых воинов, по близкому лесу, и с таким трудом устроенному завалу на дороге над рекой. Землевику пришлось помогать, чтобы обрушить так удачно нависающий, над этим участком большого тракта, скальный карниз.

Теперь врагу будет трудно здесь пройти. И обойти завал будет сложно. С одной стороны почти вертикальный скальный склон, а с другой -- бурная река, зажатая в теснину.

Когда-то давно, он был тысячником. И, говорят, не последним стратегом ещё в той Войне. Но сейчас он был уже стар. И тяжкий груз прожитых лет заставлял сейчас его гнуться к земле, а дыхание делал прерывистым, от чего и речь его становилась рваной.

- Чтобы остановить погоню, нужно пять магов. Не меньше. Надо продержаться хотя бы час. Чтобы Хранитель и Принцесса смогли уйти достаточно далеко и ищейки не смогли взять след. Сразу говорю: шанс не уйти на перерождение, мал. Поэтому, сначала маги. Кто?

Шагнули восемь.

Главный стражник поморщился, тяжко вздохнул и... ничего не смог сказать больше. Ведь среди них шагнула вся пятёрка Ашоки. Он печально осмотрел воинов и жестом отправил в строй троих, кто к той пятёрке не принадлежал.

- Ты всё для себя решил, Ашока?

- Я готов умереть за принцессу, достопочтенный Ван! - чуть ли не с надрывом произнёс юный шунга.

- Вижу. - мрачно ответил начальник стражи и посмотрел Ашоке в глаза. - И поэтому тебе прямо говорю: тебе надо продержаться всего час. А дальше, прорываетесь в долину Маррасс. Всё ясно?

- Я выполню! Я задержу! - выпалил Ашока и глаза его, и так полубезумные, засверкали.

- Верю. - отвернувшись сказал Ван, не желая показать пятёрке остающихся своё лицо. Он знал, что их ждёт.

- Пять минут на то, чтобы попрощаться. - бросил он через плечо и направился к Хранителю.

Свой Запас Майя исчерпала. Ещё тогда, в Замке, когда пришлось бить по наступающей пехоте врага. По тяжёлым латникам. И кажется, перестаралась. Возможно потому, что её душили страх и обида. Обида за погибших близких задала злость. Но страх же задал уровень выплеска ки. Пехота вспыхнула как хворост и вопль трёх десятков людей, сгорающих заживо, резанул по ушам. Это было ужасно.

И сейчас непонятно было что хуже -- вот этот ужас от смерти посланной своей же рукой, или лютый холод и пустота внутри. Она знала, что пока Запас не заполнится хотя-бы на треть, ни холод, ни ощущение пустоты не исчезнут. А тут ещё и этот дурак в латах.

Он и раньше был на всю голову больной, а тут, кажется превысил всё мыслимое что было раньше. Тут по пятам гонится целый тумен врагов, а этот идиот валится под ноги и начинает верещать свои песни. На свои же, скверные, стихи.

Майе Кирин никогда не нравились его стихи. И она не понимала почему её фрейлины от них без ума. И пусть рифма соблюдена, и строй... Но напыщенность, жуткая слащавость содержания и настырность приставаний с этими виршами достала её до самого дна нутра. Если так можно выразиться. И если это дно вообще существует.

Шунга -- рыцарь-маг -- по имени Ашока, приблизился к ней и на положенных пяти шагах бухнулся на колено.

Уставился на неё своими воловьими глазами, полными тоски и принялся декламировать какую-то длинно-предлинную стихотворную конструкцию. Она и раньше еле сдерживалась, чтобы не послать его. Терпела, но на этот раз Ашока всё-таки превысил предел терпения.

Это как со сладким: в небольших дозах - очень вкусно. Но чем больше, тем быстрее уходит приятность и нарастает отвращение. А если сладким только и питаться, то... до тошноты и рвоты.

Тут было нечто подобное. Его стих всё длился и длился, никак не желая закончиться, а рифмы с превосходными степенями так и громоздились одна на другую.

В её состоянии вообще нервничать, а тем более перенапрягаться нежелательно. А тут... антипатия к стиху, и неприязнь к этому сверхназойливому ухажёру, резанули по внутренностям.

В глазах помутилось. Ей реально было до умопомрачения дурно.

- Избавь меня от этих слащавых песнопений! - еле держась ногах, с отвращением бросила принцесса. - мне дурно от них! И вообще... Очень дурно...

Ашока прервался на полуслове и его печальные глаза наполнились слезами.

- Я люблю вас, о свет очей моих! Я вечно буду любить вас! Даже уйдя за грань...

- Достаточно. Мы поняли. - оборвала его Майя и сделала брезгливый жест рукой -- прочь.

Шунга уже не скрывая слёз, поднялся на ноги и попятился.