Там, где начинается река

Прежде всего Кейт вошел в "гостиную", в конце которой он заметил большую печь, где лежали березовые дрова и щепки, словно только того и ожидавшие, чтобы кто-нибудь поднес к ним спичку. Столик для чтения и уютное глубокое кресло стояли на месте. Бездействующие мокасины покоились подле, на низенькой скамеечке. Трубки, табак, книги, журналы раскинулись в лирическом беспорядке по столу, в центре которого высилось янтарное плечико наполовину полной бутылки "Old Rye".

Кейт вдруг поймал себя на том, что он смеется. Продолжая смеяться, он поднял голову и встретился со слепым взглядом двух стеклянных глаз, вправленных в голову старого оленя, висевшую над печью. После этого его взгляд стал рыскать по стенам, украшенным чучельными головами, всевозможными рисунками, лыжами, оружейными принадлежностями и всеми теми вещами, которые были постоянными товарищами и свидетелями далеко не банальной жизни Брэди.

Кейт заглянул в крохотную столовую, к которой непосредственно примыкала кухня, и тут он убедился, обозрев инвентарь обеих комнат, что Мак-Довель был совершенно прав. Он действительно нашел щипцы для орехов. Нашел и ванну. Она была не больше ящика для пианино, но вполне достаточных размеров даже для крупного мужчины. Кейт раскрыл окно, выглянул наружу и увидел, что ванна непосредственно соединена с очень остроумной водной системой, которая была построена достаточно высоко для правильной циркуляции и в меру низко для того, чтобы в нее вливалась вода с крыши.

Он снова радостно рассмеялся, и смех его был смехом человека, который не забавляется, а чем-то глубоко удовлетворен. А к тому времени, как он основательно познакомился с обеими спальнями бунгало, он проникся к Брэди чувством глубокого уважения. Он решил устроиться в спальне агента. Здесь были: трубки, табак, книги, журнал и лампа для чтения, которая стояла на столике, совсем близко примыкающем к кровати. Только после более тщательного исследования он обнаружил в гостиной телефон.

Тем временем он обратил внимание на то, что солнце скрылось Далеко на западе подымалась огромная, тяжелая масса грозовых туч. Он открыл дверь, с порога которой мог смотреть на берег и на реку, и мягкий ветер, предвещающий грозу, вздыбил его волосы и нежно охладил лицо. И вдруг снова заговорили в нем старые фантастические голоса, и снова, как в прежние годы, он почувствовал все ароматы безграничных, никем не населенных прерий, тянувшихся за линией леса, и прелестную прохладу отдаленных горных вершин.

Всегда и неизменно буря, приходившая с реки, приносила ему приветные голоса с тех мест, где начиналась эта река. Эти голоса были голосами могучих горных кряжей, которые так же любили его, как он любил их. Эти голоса были громами, в которых звучали замечательные сказки про великую мощь Скалистых гор и которые возбуждали в нем чисто детское желание следовать вдоль берегов возлюбленной реки до тех пор, пока он не достигнет таинственной колыбели в сердце западных плоскогорий. И теперь, когда он глядел в лицо надвигающегося шторма, тот же самый могучий порыв охватил его своей властной силой.

Небо быстро почернело, и под аккомпанемент далеко громыхающего грома он увидел разящие молнии, которые, словно остро отточенные штыки, прорезывали темные груди облаков. И, заколдованный молниями, он чувствовал, как их электричество вошло в его тело и быстро разлилось по всем венам. И тогда его сердце стало выкрикивать слова, на которые до сих пор не отваживались уста.

Почему он молчит и не отвечает на призыв, который прорвался теперь к нему сквозь толщу последних лет? Вот теперь настало время - чего же он ждет? Стоит ли испытывать судьбу и отваживаться на опасную авантюру, когда он лишился не только дома и родных, но и надежды? Стоит ли?

Но в тот же момент он простер вперед руки.

Под влиянием страстного экстаза, овладевшего им, он дал волю своему голосу и закричал, что ничто еще не ушло и что не все еще умерло... Над кладбищем, где было похоронено его прошлое, пронеслось вдруг дуновение новой могучей силы, которая призывала его, но не так, как раньше, просительно и неуверенно, а страстно и непреодолимо. И он повинуется этой силе! Он сделает то, что она внушает ему! Он пойдет туда! Завтра, сегодня, может быть, ночью он разработает самый подробный и детальный план.

Он неотрывно следил за грозой, которая налетала с грохотом, стоном, визгом и с такими шквалами, что все верхушки деревьев на краю опушки склонились, точно безмерная толпа коленопреклоненных и молящихся людей. Казалось еще, что весь горный скат превратился в сплошную массу застывших на месте серых драгун. Могучий порыв ветра захватил его до того, как он успел закрыть дверь, и дождь залил его лицо. Разразилась именно такая гроза, которую он так любил. Громы в небе производили такое впечатление, точно над головой катились миллионы гигантских колес.