Там, где меняют законы

Зубка не нашли ни в тот день, ни в следующий, ни через год. Ни в Москве, ни в Нарыме. Достоверно было известно, что он прошел в Шереметьево спецконтроль и был подвезен из VIP-зала к самому трапу самолета. Куда и как он умудрился деться из герметичного самолета, летящего на высоте десять тысяч метров над Самарой и Уралом — так никогда и не выяснили.

* * *

С пропажей Зубка у Семина начались серьезные неприятности. Московский банк в союзе с крупнейшей преступной группировкой края целенаправленно и жестко загоняли его в угол. Банк выиграл один за другим несколько арбитражных исков. К московским партнерам Семина начала приставать налоговая полиция, собрания акционеров Нарымской нефтяной компании проводились раз в неделю по три штуки, а в Швейцарии судья арестовал какой-то подозрительный счет сына губернатора, деньги на который поступали непосредственно со счета Narym Oil Trade.

Текущим нарымским бизнесом теперь заведовал Тахирмуратов. Судьба нарымской нефти решалась в федеральных судах, и Семин все больше времени проводил в Москве. У него тоже появились какие-то московские партнеры — одна из крупнейших нефтяных компаний страны непрочь была купить ситуацию.

13 мая Семин прилетел в Нарым утренним рейсом, но домой не заехал, а сразу поехал в офис. С Еленой он договорился пообедать в небольшом ресторанчике «Гамбит».

К обеду он сильно опоздал: Елена уже вся извертелась, звоня ему по сотовому, но сотовый был отключен. Потом она дозвонилась водителю, водитель сказал, что они подъезжают. Наконец Сыч появился в ресторане и сразу велел официанту нести свое любимое вино — «Ротшильд» 76-го года. Он выглядел посвежевшим и помолодевшим — так, как женщина выглядит после пластической операции и мужчина — после удачной сделки.

— За мир и дружбу между народами, — сказал Семин, разливая красное вино в хрустальные бокалы с вензелями «Гамбита», — мы помирились с москвичами.

— А на каких условиях?

— Мы возвращаем активы в компанию и взамен получаем половину акций. Как ты понимаешь, мне гораздо выгодней отдавать половину москвичам и взамен получить доступ к федеральной власти и международным деньгам, чем отдавать ту же самую половину Гиляеву и смотреть, как Гиляев загоняет деньги на Багамы. Генеральным директором становлюсь я. Председателем совета директоров — Неборин.

Семен Неборин был хозяин московского банка «Мелос».

— А Малюта? — спросила Елена.

Семин пожал плечами. Его зеленые глаза смотрели уверенно и жестко, и чуть коротковатые, мощные в запястьях руки уверенно обхватили бокал так, как будто это был не бокал, а весь земной глобус.

— Сергей Вырубов по кличке Малюта не контролирует нарымских менеджеров. Сергей Вырубов имеет вполне определенную репутацию и вполне определенный словарный запас. И наконец, у Вырубова сейчас большие трудности. У него, извините, опять война с чехами. Завтра Вырубова убьют, и с кем москвичи будут договариваться?

Елена помолчала. Она не понимала всех тонкостей договора, но она понимала, что вся история началась с того, что генеральный директор «Нарымгеологоразведки» Гиляев попросил Семина защищить его от москвичей. И вот теперь Семин так защитил его, что занял место Гиляева, а москвичи образовались в «Нарымгеологоразведке» все равно.

— Но вы же чуть не убили друг друга, — сказала Елена.

— Кто?

— Ну, вы с Небориным.

— Это такая форма общения, — сказал Семин.

— И надолго этот мир?

— Навсегда, — сказал Семин. Он выпил еще бокал, попросил официанта принести минералки и добавил безразличным тоном:

— Да, ты знаешь, я женюсь.

Елена глядела недоуменно.

— Ее зовут Лариса, — сказал Семин, — Лариса Неборина. Мы уже подали заявление.

И только тут Елена поняла, почему Семин, кинувший менеджеров «Нарымгеологоразведки», и Неборин, кинувший Малюту, уверены во взаимной надежности новых парнеров.

— Ты женишься на ней, потому что в приданое ты получишь Нарымскую нефтяную компанию?

— Я женюсь на ней, потому что уверен, что ее, в отличие от тебя, не интересуют мои деньги.

Елена сидела совершенно неподвижно, как на фотографии.

— И тебе совершенно незачем плакать, — сказал Семин, — на слезы, Леночка, ничего не купишь.

* * *

Впоследствии Елена так и не могла припомнить того, что происходило с ней в следующие месяцы — хотя, несомненно, что-то да происходило?

Где-то с неделю она лежала, — не рисовала, не думала, не читала, — просто лежала, задумчиво смотря в белый слегка облупленный потолок. Самое печальное было то, что нельзя было шевельнуться, чтобы это как-то не напомнило о Семине. Кофеварка на столе немедленно напоминала, что Семин любит кофе, «Жигули», проехавшие под окном, напоминали, что у Семина не «Жигули», а «Мерседес», ну, а если ехал «Мерседес», тут вообще не о чем было говорить.