Там, где хочешь

Но мама уже сообщала:

— Тебя к телефону! Кто, кто — дочь. Будешь трубку брать? Она ждет!

Пробубнило издалека:

— Пускай ждет!

— Возьми трубку! Это же твоя дочь!

Мама — миротворец. Творец худого мира.

Шарканье тапок. Пауза.

— Алло!

— Пап, привет, поздравляю.

— Могла бы вовремя позвонить.

— Мне не до того, у меня проблемы с видом на жительство.

— А не надо было выламываться и с Витей разводиться. У него двое детей, а у тебя ни шиша.

— У меня, папа, Париж.

Театральный хохот отца перешел в громогласный кашель.

— Парижу ты нужна, как рыбе зонт! Развоображалась — за границу уехала. Сейчас, как я понимаю, назад выпнут. У тебя профессия есть? Нет. Родителям на шею сядешь.

— Папа, мои рисунки понравились известной японской художнице, и…

— Ой-ой, она у тебя купила что-нибудь? То-то. А я продал картину три на три, покупатель — знаменитый бизнесмен Клочковский, ты, конечно, не в курсе.

— Какой он знаменитый! — голос мамы.

— Именно знаменитый. Ты, придурок, не знаешь и молчи.

В этот дом она не вернется. Ни за что.

74

Свою работу школьного учителя Вероника сравнивала со службой в армии: «Только оружие не носишь (но лучше бы выдавали)». В остальном — то же, полное подчинение. Сообщают сверху: переводим в другой департамент, извольте собрать вещички. Многим такие марш-броски не по душе, но если тебе осточертело на севере под дождями мокнуть — почему бы не перебраться в теплую перигорскую глушь? Да-да, туда, где сел в машину и доехал до родителей за полчаса. Главное — подсуетиться, ибо откуда Министерству образования знать, что не только дожди надоели, но и Карим.

На Новый год приезжали из Алжира его родители — отец умилился внучкам и смилостивился, заявил сыну: «Женись!» — правда, ее забыл спросить, согласна ли. Да ей вот-вот ответ придет на просьбу о переводе из Манша в Дордонь…

75

Чиновница изучает письмо на имя префекта. Марина его под диктовку Ноэля написала. Краткое содержание: с мужем я рассталась, но училась в Париже, в общество бесповоротно интегрировалась, мои живописные таланты неоспоримы. Французская манга в зачаточном состоянии, буду ее поднимать. Выдайте вид на жительство.

Иногда именно чудовищные вещи прокатывают. Так Элизабет сказала — она-то и вручила чиновнице папку с дюжиной рисунков, Ноэль отбирал.

— Вы развелись?

— Нет пока.

— Разводитесь. Иначе придется прилетать на заседания суда по турвизам. Зачем вам эта морока?

— Откуда прилетать? — встревает Элизабет. Будто неясно.

В комнате несколько столов, разделенных перегородками, за каждым гнездится дама, вооруженная компьютером, принтером и всякими офисными бирюльками. Не все они злобные — по соседству идет мирная беседа с черным юношей. Но, наверно, юноша не провинился.

— У мадам нет оснований оставаться в стране, — чиновница возвращает Элизабет папку; на рисунки не посмотрела.

Элизабет допоздна сидела в офисе, собирала бумаги для подачи на рабочую визу, если письмо не сработает: раскладывала их по цветным папкам, чтобы реагировать быстро.

Страшно было ехать в это огромное здание на острове Ситэ. Ксеньке девчонка с курсов сказала, что могут прямо оттуда на самолет отправить. Не верится, но у страха глаза еще больше, чем в манге.

Утром втиснулись в RER, шел дождь. Элизабет что-то рассказывала. Потом дождь иссяк, в окна скользнуло бледненькое солнце. «Тебе интересно?» — спросила Элизабет, и Марина кивнула. Поезд нырнул в туннель, включился свет. На станциях толпа высыпалась и снова утрамбовывалась. У «Оперы» Марина почувствовала, что сейчас упадет в обморок.

— Раз письмо вас не впечатлило, мы можем подать документы на рабочую визу?

— У нее есть бумага от работодателя?

Вот так, в третьем лице.

— У нас все есть! — и Элизабет вываливает на стол веер цветных папок, оранжевую, фиолетовую, красную, зеленую — просто праздник.

— Можете попробовать, но гарантии нет.

От “Op'era”до “Les Halles”— бесконечный пробег, лица, душный свет. На перроне рухнула на сиденье, потянула с шеи шарф. «Воды?» — спросила Элизабет. «Нет. Помолчать».

Досье собрано. Принтер выплевывает голубую бумажку — трехмесячный вид на жительство, без права работать.

Когда выбрались из подземки, так тошнило, что едва до кафе добежала. Здесь, в ухоженной дамской комнате, хотелось остаться. Закрытая на замок дверь будто оберегала от всего, что могло вторгнуться в жизнь.

Марина вертит в руках голубую бумажку:

— Элизабет, спасибо. Думаешь, поверят, что Ноэлю переводчик нужен?

— Ты вообще понимаешь, какнас подставляешь? — Элизабет смотрит в упор.

Навстречу идет кавказского типа мужчина, за ним переваливается уткой женщина в платке, держит за руку мальчика: чеченцы, похоже.

— Подставляю?

— Если выяснится, что это липа, знаешь, какой штраф Ноэлю грозит? Фирма к черту полетит. И мы с ней. У меня, между прочим, двое детей, я их все еще поддерживаю. Имей в виду — я сделала это только ради Ноэля.

76

— Как вернулась, спросил: «Ты Элизабет в кафе пригласила? — И началось: — Ты не умеешь быть благодарной! Она рискует, чтобы тебе помочь!»

— Ага. Чтобы ему помочь.

— Ксень, это нормально. Я ей никто.