Там, где бродит смерть

— Понял хорошо. Буду на месте примерно через семь минут. Группа, как быстро можете прибыть в квадрат шесть?

Мазуров уже развернул карту и следил по ней за поступающей информацией, высчитывая расстояние до места посадки транспорта и прикидывая, сколько до него добираться. Он ткнул карту пальцем в то место, где они находились, провел до точки посадки, а затем поднял глаза на Селиванова, взглядом прося у того ответа. Селиванов, практически не задумываясь, дважды показал растопыренную пятерню.

— Десять минут, — сказал в микрофон Мазуров.

— Понял. Буду ждать. Отбой связи.

В штурмовиках росло возбуждение. Им опять бросали соломинку. Теперь, выберутся они из болота или завязнут в трясине, зависело от пилотов, а уж в их мастерстве сомневаться не приходилось. Они были настолько фанатично преданы своему ремеслу, пытаясь добиться в нем совершенства, что у обычных людей появлялась мысль: «А в здравом ли они уме?» Ответить на этот вопрос было затруднительно, поскольку ни у кого не повернулся бы язык назвать нормальным человека, выделывающего на аэроплане акробатические трюки, от которых у зрителей начинает сводить желудок. Большинство вынесло бы такой вердикт: «Легкая степень помешательства. Изолировать от общества».

Мазуров быстро собрал рацию, вскочил на ноги. Они действительно затекли и распрямились с трудом, казалось, что сейчас суставы заскрипят и из них посыплется ржавая пыль.

— Вы с нами? — спросил Мазуров, посмотрев на Селиванова.

— Да. Хочется удостовериться в том, что все завершилось благополучно.

— Это можно будет сказать только после посадки на нашей базе. Вы по-прежнему хотите выбираться отсюда самостоятельно?

— Даже если бы я передумал, на всех мест не хватит. Но не огорчайтесь, я не изменил своего решения.

— Зачем лишний раз рисковать?

— Без раненых они нас не нагонят. Возвращение будет похоже на прогулку. Мы не станем без нужды ввязываться в драки, зато если возникнет необходимость, вас прикроем.

— Спасибо, — сказал Мазуров.

Они обнялись и пожелали друг другу удачи.

Грузовики остановились. Из них посыпались солдаты, а Семирадский немного подбодрил их пулеметной очередью. Пули всколыхнули фонтанчики на земле, потом запрыгнули на капот, а затем и на крышу и только после этого перебрались в кузов.

Стекло кабины покрылось пылью, но и до этого оно было таким мутным, что рассмотреть через него что-либо представлялось затруднительным. Водителю периодически приходилось высовывать голову из кабины и осматриваться. Когда стекло брызгами разлетелось в разные стороны, Семирадский увидел его. Водитель сидел не двигаясь, вцепившись в руль. Семирадскому показалось, что он мертв, но на самом деле тот просто боялся пошевелиться. Он думал, что если останется недвижим, то его не заденут ни пули, ни осколки стекла. Когда аэроплан пронесся мимо, водитель толкнул ногой дверцу. С первого раза она не поддалась. Водитель надавил на нее коленом, задергал ручку, точно оказался запертым в каюте тонущего корабля, а в иллюминаторе уже видел воду. Он был близок к панике и вертел головой, отыскивая другой путь к спасению. Лобовое стекло почти полностью вылетело. Можно было этим воспользоваться. Но наконец-то дверь выпустила его. Это произошло неожиданно. Водитель вывалился мешком из кабины, и если бы его рука не успела схватиться за дверь, то он обязательно упал бы носом в землю. Падать было высоко. Нос наверняка разбился бы в кровь. А так он отделался лишь несколькими ссадинами.

Солдаты во втором грузовике наелись пыли. Она забила им рот, поскрипывала на зубах, осела на коже, казалось, что они покрыты тональной пудрой. Во время езды они старались спрятаться за кабиной и бортами кузова, зарывались лицами в воротники шинелей, чтобы пыль хотя бы не запорошила глаза, но и это им не удавалось. Глаза резало, и они слезились.

Шлейф пыли, который тянулся следом за первой машиной, как собачка на привязи, накрывал их с головой и они с завистью думали о тех, кто едет впереди.

Изредка водитель пробовал стереть тряпкой налет со стекла, но видимость улучшалась только на несколько минут, а потом опять ничего невозможно было разобрать, словно машина попала в непроглядный туман, который съедал все предметы на расстоянии полуметра от глаз. Руки невольно тянулись к глазам, чтобы протереть их, может, тогда станет виднее. Там, за стеклом бушевала пыльная буря, точно они оказались в Африке. В кабину тоже забралась пыль, с каждым вдохом она проникала в горло, в нем начинало першить. Водитель почти не смотрел по сторонам, а тем более недоступно его вниманию было небо.