Там-2 (СИ)

Франсуа ушел. А мне стало ужасно тоскливо от того, что, практически в первый раз на «этом свете» я оказался совсем один. В этот момент я почувствовал какую-то незащищенность, одиночество и животную тоску. Стоя на крыльце сада, я вглядывался в темнеющее небо. Закат обещал быть очень красивым, и ничто не говорило о том, что я где-то совсем в другом мире. Даже не в отпуске в Ялте или Сочи, а гораздо дальше. И, самое главное, что рассчитывать на возвращение было невозможно, и от этого защемила душа, заныла, ей стало реально больно. Солнце клонилось на закат, а я все стоял и смотрел на темно-бардовое небо. Мыслей у меня уже не было вовсе, но чувства в моей многострадальной душе метались, как мухи в банке, доставляя мне невероятные мучения, о которых я никогда не подозревал. Наконец, я вспомнил о том, что утро вечера мудренее, и пошел спать. Спал я тяжело и беспокойно, не смотря на усталость. По-видимому, от избытка впечатлений и переживаний. Снилась какая-то жуткая дребедень, хаос и светопреставление. Ничего не вспомнив наутро и, толком не выспавшись, я поднялся, помыл лицо и руки в рукомойнике, оделся. Что-то забыл. Аааа, поесть! Ну да, еда отменяется. А голод остается. Не буду об этом думать! Надо пойди пройтись по городу, разведать, что, да как. Я вышел на улицу, погода была отличная, светило солнце и настроение у меня улучшилось. Я шел по улице, покрытой где-то брусчаткой, где-то булыжником. Она явно была старая, но названия ее я нигде прочесть не мог. Да и как они тут могли называться? Ленина? Октябрьской Революции? Петлюры? Хотя, возможно, СВ. Петра и Павла, Луки и т.д. Логично. Или, если и не святых, то сильно отличившихся в процессе упорного труда на благо процветания райских кущей и приумножения духовных ценностей у Даун-Таунской молодежи. Прикольно. Между тем, я свернул на соседнюю улицу, где, видимо, начиналась сама жизнь. На ней я заметил множество ремонтных мастерских, лавок и лавочек с одеждой, аксессуарами, обувью, разной мебелью и прочими бытовыми делами. Совсем, как на земле! Те же люди, какие-то повозки с запряженными лошадьми, бегающие по улице собаки и кошки на заборах. Народ суетился, о чем-то оживленно общались дамы, мужчины были предельно серьезны и немного напыщенны. Само удивительное было то, что все они были одеты вовсе не по моде, а так, как будто, я попал на съемочную площадку, где снимали кино о разных поколениях людского существования – от начала веков до наших дней. Кстати, наверное, самая старая из одежд относилась к 16 – 17 веку. Неужели же за такой длительный срок эти люди так и не искупили свои грехи? А может быть, им просто устраивает их существование в этом городе и в этой ипостаси? Вполне может быть.

Так я бродил целый день по городу, пока не очутился на его окраине. Здесь мне понравилось больше всего. Горизонт обрамляли зеленые холмы, среди них сверкала река, на вершине холма виднелась небольшая церковь. Я присел на скамейку и снова задумался. О чем? Да бог его знает. В голове моей царил полный хаос, между тем, как я привык все раскладывать по полочкам. Пока не получается. Что же делать? Я встал, и автоматически направился к церкви. При ближнем рассмотрении она была довольно старой и ветхой. Полностью деревянная. Как до сих пор не сгорела? Ах, да! Здесь же нет ни огня, ни спичек! Он тут и не нужен – мерзнуть-то некому. Я прошел внутрь. Сразу же в нос ударил запах ладана и какое-то умиротворение накрыло мою грешную душу. Я прошел дальше, к амвону. В церкви никого не было. В тусклом свете свеч были видны старые иконы, фрески на стенах. Тени от них как будто бы были живыми и метались по стенам и потолку. Так, все-таки, огонь здесь есть! Я взял лежавшие неподалеку свечи, выбрал одну, посимпатичнее, воткнул в песок перед иконой Иисуса, и она вдруг сама загорелась голубым с ярко оранжевым светом. Я перекрестился на икону, мысленно желая долгих лет всем своим любимым родным людям. Вдруг, я ясно ощутил за своей спиной чье-то присутствие. Резко обернувшись, я увидел невысокую фигуру старика. Его борода была белой, как снег и доходила до пояса, волосы были аккуратно расчесаны на пробор. На голове бронзой блестело кольцо. Одежда его была обычной для монаха. Темная, до пят. А вот лицо было крайне интересно. Его расчерчивали сотни морщин, каждая из которых отчетливо и гармонично подчеркивала его харизматичный, и в то же время, кроткий бледный облик, тонкий нос с большой горбинкой. Необычный облик дополняли голубые, как у ребенка, глаза, глубоко впавшие в лицо и светящиеся, как костер в пещере. Сжатый в пружину рот и мохнатые белые брови дополняли его сказочный облик.

- Ну, здравствуй, отрок! – на удивление, голос старика был молодым и звонким. Только какие-то еле слышные нотки выдавали мудрость и спокойствие, не свойственное молодым людям.

- Здравствуй, отец, - я невольно приложил руку к груди и поклонился.

- В первый раз тебя здесь вижу. Выходит, новенький?

- Точно, новенький. Вот, решил зайти, помолиться, пока еще не определили на работу.

- Помолиться, говоришь? А о чем, знаешь?