Талтос

— Вы непременно хотите отправиться в путь сегодня ночью, сэр? — осведомился Джейкоб.

— А что, погода нелетная?

Удивленно приподняв брови и держась за ручку дверцы, он на минуту замер возле машины, изнутри которой струился теплый воздух.

— Нет-нет, сэр, все в порядке, полеты проходят нормально.

— В таком случае мы поднимемся в воздух, Джейкоб. Если у вас имеются какие-либо опасения, можете остаться на земле.

— Куда вы, туда и я, сэр.

— Благодарю вас, Джейкоб. Помнится, однажды вы заверяли меня, что, летая высоко над облаками, вне действия погоды, мы находимся в гораздо большей безопасности, чем пассажиры любого коммерческого рейса

— Да, сэр, я именно так сказал. И разве у вас был повод усомниться в справедливости моих слов?

Он откинулся на спинку черного кожаного сиденья и, вытянув вперед длинные ноги, положил ступни на противоположное. В таком длинном лимузине это не смог бы сделать ни один человек нормального роста. Остальные тоже сели в машину. Шофер занял свое место, отделенное стеклом от пассажирского салона. Машина с телохранителями поехала впереди.

Большой лимузин стремительно рванулся с места и помчался вверх по спирали, не снижая скорости даже на поворотах. Ощущение опасности рождало в душе приятное волнение. Вылетев из разверстой пасти ворот гаража, машина мгновенно попала в холодные объятия усиливающейся белой метели. К счастью, нищие, спасаясь от холода, покинули улицы. Надо же, он совсем забыл спросить о нищих. Впрочем, некоторых из них, конечно, впустили в его вестибюль и обеспечили горячим питьем и матрасами, чтобы люди могли провести ночь в тепле.

Они пересекли Пятую авеню и на большой скорости направились к реке. Буря была беззвучной. Стремительный поток крошечных белых точек беззвучно вихрился и, пролетев меж высоких зданий, словно меж скалистых стен глубокого ущелья, опускался на землю. Ударяясь о темные окна и мокрые тротуары, снежинки мгновенно таяли.

Талтос…

На мгновение радость покинула его мир — радость его достижений и его грез. Перед его мысленным взором возникла прелестная молодая женщина в измятом шелковом платье фиолетового цвета — мастерица кукол из Калифорнии. Он увидел ее мертвой, лежащей на кровати в растекающейся луже крови, которая постепенно пропитывала шелк, отчего тот темнел и делался почти черным.

Разумеется, этого больше не случится, как не случалось ничего подобного вот уже много-много лет — он даже не смог бы сказать, сколько именно. Сейчас ему едва ли удастся вспомнить, каково это — держать в своих объятиях мягкое женское тело или ощущать на губах вкус материнского молока.

Но он думал о кровати, о крови, о девушке, мертвой и холодной, о синеве, появившейся вокруг глаз и постепенно разливавшейся по лицу и под ногтями. Он снова и снова представлял себе эту картину, ибо в противном случае на память могло прийти слишком много других событий. Боль, которую он при этом испытывал, подавляла желания и порывы, заставляла держаться в установленных рамках.

— Что же все-таки это значит? — прошептал он. — Мужчина… Мертвый…

Только теперь он осознал, что наконец увидится с Сэмюэлем! Они с Сэмюэлем будут вместе! Одно это могло бы затопить его ощущением счастья, если бы он позволил себе поддаться эмоциям Он давно научился быть хозяином положения и управлять чувствами.

Он не видел Сэмюэля уже пять лет… Или даже больше? Надо подумать. Конечно, они разговаривали по телефону. По мере усовершенствования связи и телефонных аппаратов беседы происходили все чаще. Но он ни разу за это время не встречался с Сэмюэлем.

В те дни белых прядей в его волосах было совсем мало. Боже, неужели седина так быстро распространяется? Сэмюэль, конечно же, заметил светлые проблески и не преминул обратить на них внимание друга. «Они исчезнут», — сказал тогда Эш.

На один миг поднялась завеса — могучий оградительный щит, так часто спасавший его от невыносимой боли.

Он увидел долину, над которой расстилался дым, услышал ужасающий звон и лязг мечей, заметил фигуры, ринувшиеся в направлении леса. Невероятно, что такое могло случиться!

Появилось новое оружие, изменились обстоятельства и правила. Но во всех других отношениях резня осталась резней. Он прожил на этом континенте уже семьдесят пять лет, периодически уезжая куда-то и каждый раз в силу разных причин возвращаясь не больше чем через месяц-два. Одной из таких причин, причем немаловажной, было нежелание видеть страдания и гибель людей, пожарища, разрушения и другие ужасы, порождаемые войнами.

Память о долине не оставляла его. С ней были связаны и другие воспоминания: о зеленеющих лугах, о полевых цветах — о сотнях сотен крошечных синих полевых цветочков. Он плыл в маленьком деревянном суденышке вдоль реки, по берегам которой на высоких укреплениях стояли солдаты. Ах, что эти твари проделывали: громоздили один на другой огромные камни, чтобы возвести грандиозные неприступные сооружения! А каковы были его собственные творения? Сотни людей перетаскивали через всю долину гигантские валуны — сарсены — и укладывали их в кольцо.