Он моргнул, как будто этот голос прозвучал где-то рядом, а не у него в голове.
– Что-нибудь не так? – спросила она.
– Нет. Ну… в этом парке развлечений, в «Веселой стране», есть один человек. Дворник, сторож, что-то в этом роде. Старый негр. Он спрашивал, почему я не в школе.
Мать наклонилась вперед. Радость ушла, остался только испуг.
– Что ты ему сказал?
Джек вновь пожал плечами.
– Сказал, что выздоравливаю после мононуклеоза. Помнишь, как было с Ричардом? Доктор сказал дяде Моргану, что Ричарду нельзя ходить в школу шесть недель, но он может гулять на улице. – Джек слабо улыбнулся. – Я думал, ему повезло.
Лили немного расслабилась.
– Я не люблю, когда ты разговариваешь с незнакомыми людьми, Джек.
– Мама, он всего лишь…
– Мне не важно,
Джек подумал о старом негре, его поседевших волосах цвета стали, темном морщинистом лице, умных светлых глазах. Тот протирал большой шваброй пол в павильоне игровых автоматов на пирсе – круглый год в «Веселой стране» работал только этот павильон, но и он пустовал, если не считать Джека, и уборщика, и еще двух старичков. Они играли в скибол, храня флегматичное молчание.
Но сейчас, в этом немного жутковатом ресторане, вопрос задал не старый негр, а он сам.
– Есть новости от Ричарда? – обронила Лили, и едва она закончила фразу, как до Джека дошло – нет, это мягко сказано, его поразило, словно удар молнии. Руки дернулись, стакан упал со стола и разбился.
Голос из песчаной воронки, прозвучавший в голове Джека.
Голос дяди Моргана. И никакого «возможно», никакого «похожий на», никакого «как будто». Реальный голос. Голос отца Ричарда.
В машине по пути домой она спросила:
– Что там с тобой произошло, Джек?
– Ничего. Мое сердце сыграло рифф Джина Крупы[9]. – Он отстучал ритм на приборной панели. – Устроило ускоренную вентиляцию легких, как в «Главном госпитале».
– Не умничай со мной, Джеки. – Мать выглядела усталой и измученной. Между средним и безымянным пальцами правой руки дымилась сигарета. Они ехали медленно – не быстрее сорока миль в час, – как всегда, если она садилась за руль, выпив лишнего. Лили выдвинула сиденье вперед до упора, юбка высоко задралась, колени торчали по обе стороны рулевой колонки, подбородок нависал над рулевым колесом. Она превратилась в старую каргу, и Джек быстро отвернулся.
– Ничего такого, – пробормотал он.
– Что?
– Я не умничаю. Почувствовал что-то вроде судороги, и все. Извини.
– Ладно, – ответила она. – Я подумала, это связано с Ричардом Слоутом.
– Нет.
– Тебе его недостает, Джек?
– Кого? Ричарда?
– Нет, Спиро Агню[10]. Конечно, Ричарда.
– Иногда. – Ричард Слоут учился в школе в Иллинойсе – одной из тех частных школ, где церковные службы входили в обязательную программу и ни у кого не было угревой сыпи.
– Ты с ним еще увидишься. – Лили взъерошила его волосы.
– Мама, с тобой все в порядке? – Эти слова сами собой слетели с языка. Джек почувствовал, как его пальцы впились в бедра.
– Да, – ответила она, прикуривая другую сигарету (и притормозив до двадцати миль – водитель ехавшего следом старого пикапа, объезжая их, возмущенно посигналил). – Лучше не бывает.
– На сколько ты похудела?
– Джеки, нельзя быть слишком худым или слишком богатым. – Мать помолчала и улыбнулась ему. В этой улыбке читались усталость и боль, и она сказала Джеку все, что он хотел знать.
– Мама…
– Хватит, – оборвала Лили. – Все хорошо. Поверь мне на слово. Посмотри, может, найдешь нам что-нибудь быстрое и ритмичное по приемнику.
– Но…
– Найди нам что-нибудь быстрое и ритмичное, Джеки, и закрой рот.
Он нашел джаз на одной из радиостанций Бостона: альт-саксофон выводил «Все, что ты есть». А фоном служил ровный, бессмысленный рокот океана. Джек уже видел скелет «американских горок», чернеющий на фоне неба, и раскинувшиеся в разные стороны крылья «Альгамбры». Если это был их дом, они к нему подъезжали.
Глава 3
Спиди Паркер