над земным притяжением внешнего сюжета. Банален Внешний сюжет «Преступления
и наказания», но главное в этом романе — его духовный сюжет. Это же, по-Исалуй,
можно сказать и об «Анне Карениной», и о «Мадам Бовари». Сила искусства не в
освещении поверхности факта как такового, а в освещении его самых темных глубин.
Правда Габриловича и Панфилова не в том, что неприметная девушка с рабочей
окраины блистательно играет Жанну дАрк (кстати, этот же сюжет мог бы быть
безнадежно опошлен, если бы он свелся к плакатному воспеванию охваченности
народных масс самодеятельностью). Правда замысла режиссера в том, что в судьбе
многих рабочих девчонок, а может быть, почти В каждой, есть что-то от дочери народа
Жанны дАрк, И все они, если им это подскажет нечто высшее, смогут
178
осознанно пойти на костер. Фильм этот глубоко демократичен по своей
направленности и, думаю, не только заставит обливаться горькими слезами многих
девчонок и взрослых женщин, но и придаст им силы в борьбе с инквизицией
бездуховности. Не дидактически, а как бы исподволь фильм говорит о том, что любовь
сама по себе уже есть огромное счастье, даже если на ней лежит трагическая тень
нсосуществленности. Это фильм о раздирающем желании счастья и о праве на это
счастье, о неотъемлемых правах женщины и вообще человека. Но это фильм и о том,
что даже в своей боли, а не только из валящихся в руки радостей, человек может
выплавить глубокое личное счастье, которое гораздо крепче и устойчивей счастья
случайного. Это фильм о том, что счастье, как и талант, есть тоже чудо неслучайное.
Я почти незнаком с биографией Инны Чуриковой до того, как она стала актрисой,
но образ, созданный ею, настолько силен, что выглядит автобиографичным. Если это в
деталях и не соответствует действительности, то тем большая заслуга актрисы. Ведь
мы даже не можем представить Чапаева иного, чем у Бабочкина, Максима иного, чем у
Чиркова. Но одно несомненно: если Чурикова и не играла свою собственную жизнь в
этом фильме, то она вложила в него свой духовный опыт, дополняя его массой новых
деталей, постигнутых в результате перевоплощения. Перевоплощение в искусстве —
это прежде всего самовоплощение. Чурикова, стоящая в толпе ожидающих
приглашения девчонок на танцплощадке и жадно провожающая глазами танцующие
пары; Чурикова, отделывающаяся от навязанных ей подругами сумочек и наконец-то
танцующая; Чурикова, держащая у горла лезвие косы и что-то нечеловечески мычащая,
— это перевоплощение и, следовательно, воплощение.
Вспомним хотя бы тот эпизод, когда она спрашивает у провожающего ее парня,
женат ли он, вспомним муку, которую она не в силах скрыть напускным равнодушием.
Вспомним переворачивающую душу сцену первого совместного ужина, когда она так
счастливо и гордо поучает любимого, что курицу можно есть и руками.
Из актрис мирового кино, с чьими достижениями в перевоплощении я мог бы
сравнить Чурикову, я назвал
178
бы, пожалуй, лишь Анну Маньяни и Джульетту Мазину и их лучших лентах. Но,
право, я не уверен, что эти и I рисы смогли бы совершить такой ритмический и
пси-\логический перебив, одновременно играя и девочку с in раины, и
предводительницу народных масс Жанну ДАрк. Однако этот перебив, по замыслу
режиссера, не Служит лишь для демонстрации разносторонности таким а Чуриковой,
но подчеркивает наличие качеств ►Канны дАрк в стольких даже не подозревающих
это Женщинах. Преображение рабочей девчонки в Жанну дАрк есть тоже чудо
неслучайное, а чудо, выношенное тачала авторами сценария, режиссером, а только
потом явленное актрисой. В роли Жанны соблазнительно было встать на котурны
мелодекламации, однако Чурикова избежала этого. Ее Жанна светится одухотворен-
ностью и в то же время не условна — она не боится даже бояться.
И все-таки, несмотря на благородство и убедительность общего рисунка роли,
хочется сделать несколько имечаний, адресованных и режиссеру, и актрисе.
Тот эпизод, когда Чурикова перед киноаппаратом никак не может преобразиться в
Жанну, мог бы быть аамечатслен, если бы, перешагнув внутреннюю обиду,
внутреннюю раздавленность, рабочая девчонка, собрав пес силы, на наших глазах
перевязала бы сама свои разбитые крылья и взлетела бы так высоко, как мы не могли
бы себе представить за секунду до этого. Но увы!— если крылья и были перевязаны и
произошло даже отделение от земли, то взлет не был неоспоримо высок. Хочется
заметить, что некоторые черты герои-пи— например, осыпание трогательными
подарками любимого—перекочевали из предыдущего фильма в ITOT. Перекочевала и
ненужно подчеркиваемая тема некрасивости героини.
«А если так, то что есть красота и почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в
котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?» (Н. Заболоцкий)
Интриговать внешней некрасивостью не нужно, как и красотой,— это не имеет
отношения к задачам искусства. Внешность — это случайность природы, а красота
внутренняя есть чудо неслучайное.
Я думаю, что у этих молодых кинематографистов может быть блестящее будущее.
Панфилову хотелось
343
бы пожелать прорыва от родников лиризма к мощному океану эпоса, который