Тактильные ощущения

То, что Чёрная площадь полна народу, стало заметно издалека. Еле приткнувшись с «Хондой» на обочине, мы стали продираться сквозь толпу, что становилось всё труднее и труднее. Кучи народа, шлёпающего прямо по проезжей части, хаотические стоянки, грязь и пикеты тормозили нас. Когда площадь была уже совсем рядом, пришлось припарковаться. Ну что же — беспорядок и грязь — основное необходимое условие революции. Хотя, какая к чертям революция. Фронда, да ещё дурно пахнущая…

— Товарищи! — нам преградил путь мальчик лет пятнадцати, с ног до головы увешенный зеркальцами. — Будьте бдительны!

— Ты чего тут… — начал я сразу резко и злобно.

— Тут ступенька скользкая, — не дал мне закончить мальчик, — не споткнитесь.

Ступенька была действительно очень скользкая. Отряхивая от снега мою куртку и помогая удержаться на ногах, пока я приходил в себя после падения, Саля сказала:

— Это у них игра такая. Мол, революционеры вежливые и добрые. И помогают освободить страну от бандитов.

Чёрная площадь была забита людской массой под завязку. Почти каждый держал в руках какой-нибудь фетиш с именем Вар-равана. Хоть повязочку, хоть флажок. Особо успешные держали в руках стеклопластиковые удочки с гигантскими полотнищами. Судя по всему, народ ждал какого-то события. По отрывочным фразам удалось понять — ждут выхода САМОГО и, возможно, всех апостолов революции. Саля двигалась чуть позади, пытаясь не потерять меня, держась за рукав моей куртки. Дурацкие шлемы мешали двигаться в плотной толпе, больно стукая по бокам при каждом резком движении.

Внезапно толпа на мгновение затихла. Прекратив хаотические разговоры и не менее хаотические движения. «Вот они!» — казалось, в одночасье выдохнула сотня тысяч глоток. Как будто после долгих репетиций все заорали согласованно и громко «Ва-раан! Ва-раан!» Так странно звучало, произнесённое толпой, имя их кумира. Мы уже были совсем недалеко от трибуны, обвешанной зеркальцами, зеркальными сферами и обтянутой сверкающей майларовой плёнкой. Было видно, что на трибуну поднимались какие-то люди. Один из них сразу же выхватил со стойки микрофон и начал речь. Речь была зажигательна, громка и тщательно отрепетирована в акцентах и вокалических нюансах. Мне она не понравилась. Несмотря на умопомрачительную аппаратуру, чёрной горой громоздящуюся за ним на трибуне, невозможно было разобрать ни слова. Всё звучало как нечленораздельное завывание, как камлание обкуренного шамана. Однако, толпа реагировала живо и в нужные моменты начинала скандировать какие-то размеренные звуки, очевидно, слоганы. «УЭО! ЭТЬ, А-ОАО Ы А-Э-ОАЫ!» — больше разобрать было невозможно. На восторженных лицах митингующих читалось ожидание чуда. Я оглянулся на Салю — она с трудом сдерживала желание крикнуть что-то не то, что орали остальные.

— Саля, пойдём отсюда, это массовый психоз, — я наклонился к самому уху, иначе Саля не услышала бы меня сквозь рёв скопившихся на площади людей.

— Подожди! — Саля крепко сжала мою руку. — Я хочу хоть что-то понять из этого бреда.

Саля вырвалась вперёд и потащила меня, продираясь сквозь восторженных, ближе к трибуне. Через секунду мы были у страшноватого подиума. На нём стояла группа странных личностей. Лица отъявленных мерзавцев. Даже отсюда было видно, что они упиваются властью над толпой. Один из верховодящих с брезгливой гримасой показывал соседу пальцем на кого-то из стоящих внизу.

Чуть в глубине трибуны стоял совсем иной человек. Ни капли эмоций не отражалось на его лице. Но было понятно, что он тут главный. А те, кто на сцене, тем более те, кто на площади — просто его игрушки. Человек этот внезапно оглянулся и раздвинул ткань задника трибуны. Сквозь образовавшуюся щель скользнула хрупкая девушка. Даже тёплая зимняя куртка не могла меня обмануть. Танильга. Она что-то проговорила главному и встала рядом с ним. Казалось, она ищет кого-то в толпе. Мне не надо было гадать, что или, вернее, кого она искала. Через мгновение наши взгляды встретились. Исчезли все. Исчезли вопли и зеркальца. Как в тумане я стал продираться сквозь толпу. Медленно, очень медленно, как во сне, в котором идёшь навстречу тому, что искал всю жизнь, и никак не можешь приблизиться, я пошёл к Танильге. Я был уже у канатов, отделявших толпу от охранников, когда Танильга, легко соскочив с высокой трибуны, стала продираться сквозь цепь той же охраны. Через мгновение я держал её руку в своей но охрана и не думала пропускать Танильгу.

— Майер, я правильно сделала, — тихий голос Танильги я слышал даже в рёве ничего не замечающей толпы. — Я знала, что ты меня увидишь здесь и поймёшь…

Боковым зрением я заметил, как тот бесстрастный отдал какой-то приказ одному из стоявших на трибуне. Помощник припал к рации. В ряду охраны пробежала волна слабого оживления.

— Пойдём отсюда, — начал было я говорить не очень реальное.