Тактильные ощущения

— Здесь свои. Тебе плохо после операции, — почему я раньше не замечал, какой добрый голос у Сали?

— Танильга.., — я попытался спросить и не смог.

— Она придет, — это было последнее, что я запомнил.

За окном шел снег. Он заглушал звуки города и делал белым не только улицу, но и дома, небо и воздух. Странно, ранняя осень и снег.

— О! Ты уже проснулся! Я думала, что ты и без лекарств будешь спать ещё месяц, — это был голос Танильги.

Нормальная реакция человека — повернуться на голос, отозвалась резкой болью в животе и голове. Я просто пискнул от неожиданности.

— Ой, Майер! Извини. Я дура! — Танильга подошла со стороны окна. — У тебя ещё не все зажило. Как ты?

— Я? Я так, — а что ещё сказать? — А где я?

— Ты у своих, — успокоила Танильга.

— А свои кто? — я даже не соображал, шучу я или всерьез спрашиваю.

— Свои — это твои! — не очень понятное объяснение. — Ты не хочешь попробовать поесть?

— Пить хочется. И семечек жареных, — почему-то хотелось семечек.

— Ну, с семечками повременим. А попить, — обрадовалась Танильга, — сейчас сока попьешь!

А как, интересно, я буду пить? Я вдруг отчетливо понял, что даже приподнять голову не смогу. Танильга, исчезнув из моего поля зрения, позвякала какими-то склянками, ложками и наклонилась надо мной.

— Попробуй рот чуть приоткрыть. И пей с ложечки сок манговый.

Приоткрыть рот оказалось непросто. Челюсти разжимались только чуть-чуть.

— Что это со мной?

— Не страшно! Так всегда бывает после травмы головы, а у тебя кости черепа только срослись.

Ничего себе, подробности. А сок оказался вкусный.

— Нет, только одну ложечку. Может стать плохо. Ты почти месяц на искусственном питании был, — да, видать крепко меня придавило.

— Был? А я вообще ещё есть? — уже совсем выбившись из сил, спросил я.

— Ну, теперь есть! А вот когда тебя после операции вытаскивали… Это было страшно. Ладно спи. Попробуй сам уснуть.

— А почему снег?

— Скоро Новый год.

— А елку наряжать будем? Дети любят.

— Да. Дети любят, — тоже мне. Взрослая.

— Танильга, а кто-то из взрослых есть? И…, — тут меня вдруг как током стукнуло, — Кондор?

— Он не знает, где я. А взрослые — есть Саля. Она тебя спасла.

— Как она меня спасла?

— Она тех четверых… Я никогда не думала, что можно с сорока метров вашим пистолетом… Спи.

Сон был спасением от этого нового безумия.

Глава двадцать девятая

Уже больше недели я вижу только Салю. Она также легко, как управлялась со всеми делами в офисе, варила кофе и защищала меня от дурацких посетителей, теперь выполняла работу медсестры, сиделки, няньки и духовника. Совсем небольно делала перевязки. Поила сначала из ложечки, а потом из стакана разными соками—бульонами. И не давала скучать. Самый захватывающий рассказ был естественно о том, как меня спасали.

Тогда, расплатившись кредиткой в баре и совсем потеряв чувство реальности, я практически подписал себе смертный приговор. Вернее, подписал его гораздо раньше, а тут просто отдал приказ на исполнение. Впрочем, не в первый раз. На счастье Танильга, вернувшаяся из Катанги после почти полугодового отсутствия, была начеку. Зная, что на этот раз все будет проще и надежнее, чем массированные атаки с треугольниками, она позвонила Сале.

— Саля, она мне сказала, что ты уложила тех уродов какими-то особо меткими выстрелами. Откуда у тебя это? — я всегда считал, что доблестью секретаря-референта является отнюдь не стрельба по мишеням. Хоть там и бегущий болван.

— Майер, ты забыл, — засмеялась Саля. — Я ведь говорила, что уволилась из рядов за несколько лет до того, как к вам устроилась…

— Ну, я думал — из рядов домохозяек, — пошутил я. Наверное, глупо. — А вправду — из каких?

— Я была романтической девочкой. Поэтому и добилась того, что после школы попала в специальное подразделение Госбезопасности. По борьбе с терроризмом. — Ничего себе романтика!

— Ну и? — недоумевал я.

— Долгая подготовка. Всякие способы, возможности, единоборства. Ну и стрельба.

— А почему уволилась? Романтика кончилась? — я даже с проломленным черепом был склонен к скептицизму.

— Нет. Была спецоперация. И после неё я не могла оставаться в активной работе. Меня бы нашли, если бы я была хоть как-то связана с органами, — грустно проговорила Саля. — Ты понимаешь. Всегда есть внедренные агенты в оба лагеря. А найди они меня…

— Что же ты такого натворила?

— Боюсь, тебе это неинтересно. А мне очень неприятно… Короче, — тут Саля замялась, — если по сухому остатку — спасла примерно пятьдесят тысяч жизней в обмен на пятьдесят. Не надо меня больше спрашивать.