Тарутин вернулся к столу. Он был недоволен собой. Действительно, он обидел их, а не хотел, и опять проиграл. Но разве можно со всей определенностью сказать, когда человек проигрывает, а когда выигрывает? И не является ли это одним целым, одним куском — проигрыш и выигрыш, ибо почти никогда нельзя окончательно выиграть или проиграть…
Тарутин соединился по селектору с приемной и поинтересовался, ждут ли его Мусатов и Шкляр.
— Нет, Андрей Александрович, пока не пришли. Женя Пятницын сидит.
— Ах да. Извините… Пусть войдет.
Женя появился в кабинете, держа в руках свой спортивный кепарь. Судя по всему, он сейчас откатывал смену и заехал в парк специально.
Поздоровались. Женя присел на край стула.
— Андрей Александрович, просьба к вам… Комсомолец наш, Валера Чернышев, после больницы который день «лохматку» свою собрать не может. Я утром встретил его, парень в отчаянии…
Тарутин пытался вспомнить, о ком идет речь, ведь знакомая фамилия… Ах да! Это тот паренек, которого избили в парке. Так он ничего и не сделал для расследования происшествия, даже забыл о нем.
— Помните ту историю? — подталкивал Женька. — Его ударили на заднем дворе…
— Помню, Женя, помню, — вздохнул Тарутин. — Я просил разобраться Фомина, а тот в санаторий уехал.
— Так вот все у нас, — не выдержал Женя и смутился.
В селекторе прозвучал голос секретаря:
— Андрей Александрович! Пришли Мусатов и Шкляр.
— Просите! — быстро ответил Тарутин.
Женя поднялся.
— Только не говорите ему, что я заходил к вам. Ненормальный какой-то… Злится на вас на всех…
Пятницын натянул свой кепарь и вышел.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ярцев сидел, поджав ноги, точно турок. Сквозь протертую подошву комнатных туфель виднелась бурая пятка.
— Паразиты, — ворчал он. — Ломать ломают, а отец чини. С утра как заводной… Ты не женат?
— Холостой, — подтвердил Слава.
— Не женись, гуляй пока. Жениться лучше позже. К примеру, я. Что я видел в жизни? Разобраться — ни хрена! С двадцати лет семью завел и все как в дырявый мешок кидаю… Ну-ка включи!
Холодильник вздрогнул и заурчал, точно старый ленивый кот.
Ярцев встал на колени, оперся руками о пол и поднялся на ноги.
— Ненадолго. Жена так хлопает дверцей, что бутылки в холодильнике бьются.
— Кем она работает? — из вежливости спросил Слава.
— Бухгалтер в ЖЭКе. И пацаны от нее набрались. К вещам относятся, словно я деньги лопатой к порогу подгребаю. Воспитал на свою голову…
Вдвоем Ярцев и Слава осторожно развернули холодильник и прижали к стене. Ярцев аккуратно уложил инструменты в чемоданчик, спрятал его на антресоли.
У Ярцева была трехкомнатная квартира. Славе не приходилось бывать в трехкомнатной квартире, все как-то не складывалось. Тетка, у которой он жил, занимала большую комнату в «коммуналке». Славу она отгородила огромным черным буфетом и ширмой. Да и знакомые попадались все больше с однокомнатной почему-то.
— Кооперативная, — пояснил Ярцев. — А что? Нравится? Проектная организация строила, для себя. Я по знакомству влез.
— Удобная штука знакомство. — Слава подлаживался под ярцевский тон.
— Поработаешь в такси с мое, тоже все ходы и выходы узнаешь. Телефон, к примеру. У меня стоит и еще у двоих начальников. Со всего дома. То-то!
Ярцев Засмеялся, обнажая белесые десны. Носик его сморщился, заострился. И смех прозвучал сухо, отрывисто.
«Вправду Сверчок», — подумал Слава, разглядывая комнату.
Ковры на стенах точно защищали расставленную повсюду хрустальную и фарфоровую посуду, безделушки. И на полу ковер, толстый, мягкий…
— Узбеки полторы тысячи сулили, не отдал. — Ярцев пнул носком податливый серый ворс. — Ну их. Я и сам простужаюсь… Что, Славка, тяпнешь маленькую? — Ярцев достал из серванта плоский, как фляга, графинчик, рюмку, конфеты «Кара-Кум». Все это поставил на низкий столик. — А мне вот нельзя. Печень никудышная, в любой момент могу концы отдать, если прикладываться. Я грушу возьму. Вот. Теперь и потолковать можно. А то влетел, будто за ним волки гнались… Успокоился? Пей, не жди.
Слава приподнял рюмку и понюхал, затем резко опрокинул коньяк в рот. Передернулся и схватил конфету.
— Не могут у нас пить коньяк. Все как водку давят, — вздохнул Ярцев. — Мне один клиент рассказывал, в посольстве он где-то работал. Коньяк, говорит, ладонями согревать надо. А пить понемногу, короткими глотками. Благородный напиток.
Слава хотел что-то высказать по этому поводу, но промолчал.
— Значит, пересели к тебе мои клиенты. — Ярцев поудобней устроился в кресле.
— Пересели.
— Ну а дальше что?
— Что дальше? Все и покатилось… Зачем вы меня втравили в эту историю? — Слава наклонился к Ярцеву и выкрикнул еще раз: — Зачем?! Решили, что я свой человек? На лбу моем написано?!
— Не ори, не глухой. — Ярцев прицеливался, где лучше надкусить грушу. — Сколько они тебе кинули?
— Четвертную. Но я могу ее вернуть. Не надо мне.
Ярцев оставил грушу, подошел к серванту, достал придавленную вазой пятидесятирублевку, вернулся к столу и положил ее перед Славкой.
— Велено добавить, — сказал он.
— Не надо мне, — мотнул Слава головой.