Таксидермист

Центром ансамбля нижнего холла была алюминиевая статуя ню в стиле ар деко, и мы отирались у нее под боком, ждали, пили и как-то еще изображали непринужденную беседу полчаса. Наконец из-за громадных черепов и женщин-ватуси[94] вынырнул Питер – и впрямь жалкое создание, даже в смокинге. Он надел такую футуристическую гимнастерку а-ля Неру[95] с черной биркой вместо бабочки. Не дегенеративный подбородок, не жидкое сложение, не нависающий лоб, не голая макушка при длинных вялых локонах – масляная повадка была главной подкупающей чертой этой человечьей шкуры, управляемой изнутри скопищем амбициозных кальмаров. Отбросив мою протянутую руку струей елея, он тут же потащил демонстрировать нас всяким дизайнерам, выдающимся личностям и рафинированным аристократам. Питер всем представлял сделанные Энджи украшения. Мы с Энджи представлялись (сами) только тем, у кого хватало воспитания спросить. У меня начали уставать мышцы от дружелюбной улыбочки, которую я приклеил к своей роже, и на этой каторге низменного социального проституирования я уже молил, чтобы время сделало скачок и уже прозвенел бы третий звонок.

Аллилуйя! Огни вспыхнули ярче, и вся шобла потекла вверх по лестнице в главное фойе. Прямо передо мной поднималась по ступеням известная супермодель под ручку с каким-то темнолицым наглым ушлепком. Либидо – похотливый кочегар в котельной мужчины, и мое, как я слышал, горько рыдало.

С программками в руках мы прошествовали, дружески болтая, по проходу. Разыскивающие свои места протискивались мимо тех, кто останавливался поболтать. Мы были основными виновниками заторов, но Питер этого не замечал и не задумывался о таких мелочах.

Наконец, в середине восьмого от конца ряда (в партере), мы уселись: Питер между Энджи и своим эскортом (обрамленный собственным товаром), а я между Питеровым эскортом и каким-то мужчиной, которого, к счастью, не узнал. В общем, я сидел через два места от Энджи. Скорее всего, Питер отсадил меня подальше специально – чтобы Энджи было удобно завлекать публику с той стороны, а может, просто чтобы подгадить мне. Это был вечер Энджи, и я заранее был готов помогать, как только потребуется.

Зал был овальный, а золоченый потолок образовали вложенные друг в друга своды, уменьшающиеся к сцене. Вроде как та мишень, из которой выскакивает Поросенок Порки и говорит: «В-в-вот и все, ребя!»[96] Только в циклопическом масштабе – как нос ракеты-носителя «Сатурн-V».[97] Из оркестровой ямы перед сценой выглядывали головы музыкантов и инструменты – как луговые собачки. Инструменты тенькали и крякали, настраиваясь. По бокам от сцены толпились телекамеры, техники, змеиной оргией сплетались провода. Над головами было еще три яруса сидений.

Поскольку в силки Питеровой болтовни я не попал, то занялся изучением программки. Сначала мое внимание привлекла та часть, где говорилось, что тусовку эту будут передавать в прямой эфир цифровым сигналом, но одновременно – переводить и в аналоговую трансляцию. Я подумал, какое зловещее толкование дали бы этому факту в Церкви Джайва.

Я помню, что в ту минуту, оглянувшись кругом, подумал: в такой толпе знаменитостей и при всех принятых мерах безопасности мы с Энджи уж точно можем не бояться ретристов. И это было очень приятное осознание – после всего, через что мы прошли.

Я продолжил читать программку. Сценарий вечера был таков: открывает танцевальный номер «Городских Красавиц», потом вступительное слово принцессы, потом Особый Музыкальный Гость «Папа Вуду-Джайва», потом Непринужденно-Таинственные Иллюзионисты Гленн и Келлер, потом экс-президент Джералд Форд[98] проведет краткую презентацию со слайдами о серьезности черепно-мозговых травм, что-то еще… и, наконец, гвоздь программы – «Скоростная Трясучка».

Но к программке был подклеен маленький листок белой бумаги. Я прочел его, потом поднял с полу челюсть и перечитал еще раз – убедиться, что не галлюцинирую:

«По не зависящим от нас обстоятельствам вместо „Папы Вуду-Джайва“ выступит Скуппи Милнер и группа „Шикарные Свингеры“».

Глава 28