Такова жизнь

Он проснулся через час после ее ухода и, увидев, что ее нет, удивился и в который раз ничего не понял. Воистину мужчина и женщина – два разных параллельных мира. Вряд ли пересекающихся в реальной жизни. Вряд ли способных понять друг друга и почувствовать одно и то же.

«Странно, – искренне удивился он. – Странно, ей-богу. Ведь, по-моему, ночью все было прекрасно», – нескромно оценил он свои возможности. Впрочем, вряд ли это так важно в их возрасте. В смысле наверняка есть вещи важнее. И все это могло иметь вполне себе продолжение. Ну, если захотеть, конечно. Обоим захотеть. Но она в который раз щелкнула его по носу.

«Не судьба», – подумал он. Потом он долго брился в ванной, заказал завтрак в номер, с удовольствием съел бифштекс с жареной картошкой, выпил крепкого чая с лимоном – два стакана – и поехал в аэропорт. Там он спокойно обменял билет на сегодня, рейс через три часа. Помотался по аэропорту, выпил кофе, съел круассан, почитал дурацкую и смешную «желтую» газету и пошел на регистрацию. Больше в этом городе делать ему было нечего.

И все-таки он написал ей через месяц. Маньяк, графоман.

Он написал ей, что вот смешная штука жизнь – в самолете он встретил женщину, познакомились, поболтали и решили больше не расставаться. И это была чистейшая правда.

А еще через неделю она поняла, что беременна. Это известие огорошило и оглушило ее. Это было счастье, которого она уже давно перестала ждать.

Она бросилась к письменному столу и рванула нижний, самый глубокий ящик. Последнее его письмо лежало сверху – долго искать не пришлось. Она схватила белый конверт и дрожащей рукой надела очки. Но на конверте не было обратного адреса. Впервые. Сколько можно надеяться получить ответ?

Негромкие люди

Они были из тех дальних, незначительных и нелюбимых родственников, которых встречаешь только на юбилеях и похоронах. Вообще-то их недолюбливали. За что? Ведь с виду они были абсолютные, классические божьи одуванчики. Чистенькие, ровненькие, похожие друг на друга, как брат с сестрой. Даже отчества у них были одинаковые – Ольга Евгеньевна и Леонид Евгеньевич. Были они бездетны, жили где-то в районе Измайлова в однокомнатной кооперативной квартире, купленной в советские времена. Жили тихой и размеренной жизнью – завтрак, прогулка по пути в магазин, в авоську двести граммов сыра, двести – колбаски, пакет кефира, свежий батон. Потом Ольга Евгеньевна готовила обед – постный суп, тефтельки, рыба на пару. Все только полезное. Надо заботиться о здоровье. И друг о друге. Кто у них еще есть? Надо друг друга беречь. Старость боится одиночества, а одиночество – болезней. После обеда ложились подремать – Леонид Евгеньевич с газетой, Ольга Евгеньевна под тихое журчание очередного дневного ток-шоу по старенькому телевизору. Оба похрапывали, но друг другу не мешали. Они вообще уже давно превратились в единую субстанцию, неделимую, неразрывную, зависимую друг от друга, как часто бывает в спокойном длительном браке. Даже какие-то обыденные действия или незначительные движения были неподъемны и невозможны, если речь шла о кратковременном вынужденном расставании или возможности произвести эти действия порознь. Например, Леониду Евгеньевичу сходить на почту или в сберкассу одному по причине недомогания Ольги Евгеньевны. Или же, наоборот, ей отправиться в аптеку одной, без него, так как в тот день у него сильно разболелась нога. Если дела были несрочные, то их уж точно откладывали, а если отложить было невозможно, то они вообще выпадали на короткое время расставания из этой жизни. Так, Леонид Евгеньевич долго, словно пытаясь задержаться, собирался в прихожей в аптеку, Ольга Евгеньевна стояла рядом, сложив маленькие ручки на груди, с испуганным взглядом маленьких круглых глаз и полуоткрытым от волнения ртом. Периодически она вскрикивала, спрашивала, не забыл ли он кошелек или рецепт. Он в который раз открывал кошелек и проверял то рецепт, то деньги. Потом она дрожащими руками поправляла ему кашне, застегивала верхнюю пуговицу пальто, а уже у лифта всплескивала руками и требовала проверить, взят ли с собой старый пластмассовый очечник, перетянутый для надежности белой бельевой резинкой. Потом она плотно прилипала к окну. Он выходил из подъезда, и она смотрела ему вслед, пока он не скрывался за углом дома. Так она стояла и час, и два, не реагируя даже на редкие телефонные звонки. Вздыхала она облегченно только тогда, когда знакомая фигура в старом габардиновом пальто появлялась из-за угла. Она словно оживала, приходила в себя и, неожиданно почувствовав прилив сил, бодро выходила, почти выбегала, встречать его к лифту. Он слегка смущался, видя ее радость, и корил ее за напрасное беспокойство:

– Ну что ты, Оля, в самом деле! Дел-то всего на сорок минут – аптека и булочная!

– Да? – удивлялась она. – А мне показалось, что тебя не было два часа.