— В таком случае можно дать им шифрованные, Олли, — сказал Гектор. — Синий для Гейл, серебристый для Перри. А вы двое, пожалуйста, отдайте свои сим-карты Олли — он сделает все, что надо. Ваши новые телефоны будут настроены на прием шифрованных звонков, только между присутствующими. Наши имена будут внесены в телефонную книгу как Том, Дик и Гарри. Том — это я, Дик — это Люк, а Гарри — это Олли. Перри, вас будут звать Мильтон, в честь поэта. Гейл будет Дулитл, в честь Элизы.[10] Все уже готово. В остальном телефоны не отличаются от обычных. Да, Гейл?
Вопрос юриста:
— Теперь вы будете прослушивать наши звонки — если не делали этого раньше?
Смех.
— Мы будем слушать только звонки по зашифрованным линиям.
— И больше никаких? Точно?
— Больше никаких. Честное слово.
— Даже если я буду звонить своим пяти тайным любовникам?
— Даже в этом случае. Увы.
— Как насчет текстовых сообщений?
— Ни в коем разе. Пустая трата времени, нам это неинтересно.
— Если наши телефоны зашифрованы, зачем нужны эти нелепые клички?
— Потому что сосед в автобусе может подслушать разговор. Еще вопросы со стороны обвинения? Олли, где чертов виски?
— Здесь, Шкипер. Вообще-то я уже вторую бутылку открываю. — И снова этот невозможный, до жути загадочный акцент.
— Расскажите о своей семье, Люк, — попросила Гейл однажды вечером на кухне, за тарелкой супа и бутылкой красного. Они уже собирались расходиться по домам.
Она сама удивлялась, почему не спрашивала об этом раньше. Возможно — ой, как нехорошо, — просто не хотела, предпочитая держать его на крючке. Люка, видимо, она тоже застигла врасплох: он быстро поднес руку ко лбу и потер маленький белый шрам, который то исчезал, то появлялся, как будто жил собственной жизнью. Коллега-шпион приложил рукояткой пистолета? Или разгневанная супруга — сковородкой?
— У меня только один сын, Гейл, — сказал он, как будто извиняясь за то, что не произвел больше потомства. — Чудесный парнишка. Зовут Бен. Научил меня всему, что я знаю о жизни. А еще, вы не поверите, обставляет меня в шахматы. — У него непроизвольно дернулось веко. — Проблема в том, что нам ни разу не довелось закончить партию. Слишком много вот этого всего…
Сначала Гейл заподозрила, что у Люка роман с Ивонн, — в основном потому, что шотландка ненавязчиво окружала его материнской заботой. Потом решила, что они просто слаженная разнополая команда; но однажды вечером, заметив взгляд Люка, устремленный то на Ивонн, то на нее, как будто обе были существами высшего порядка, Гейл подумала, что в жизни не видела такого печального лица.
Последний вечер — выпускной. Конец занятиям. Эти две недели никогда не повторятся. На кухне Ивонн и Олли готовят морского окуня. Олли напевает арию из «Травиаты», причем весьма недурно; Люк одобрительно улыбается всем подряд и с преувеличенным умилением качает головой. Гектор принес две больших бутылки мерсо. Но первым делом он хочет поговорить с Перри и Гейл наедине, в помпезной гостиной. Присядем или постоим? Гектор остается стоять, поэтому Перри, неисправимый педант, тоже не садится. Гейл устраивается на стуле, под эстампом Робертса с видом Дамаска.
— Итак, — говорит Гектор.
Итак.
— Момент истины. Без свидетелей. Поручение опасное. Я уже говорил — и повторяю еще раз. Чертовски опасное. У вас еще есть время отказаться и уйти — никто не обидится. Если останетесь, мы будем нянчиться с вами, как только сможем, но учтите, мы работаем практически без страховки. Босиком, на нашем жаргоне. Если раздумали, не нужно прощаться, забудьте про окуня, забирайте свои пальто — и на выход, все это вам приснилось. Последний шанс.
Последний из многих — но откуда ему знать? Перри и Гейл обсуждали все то же самое каждый вечер в течение двух недель, и Перри непременно хотел, чтобы она ответила за обоих, вот она и отвечает:
— Все нормально. Мы решились. Мы справимся. — Она вовсе не рассчитывала, что это прозвучит так напыщенно.
Перри медленно, вдумчиво кивает и добавляет:
— Ага, точно. — Тоже совсем на него не похоже — должно быть, он сам это понимает, поскольку спешно переводит стрелки на Гектора: — А вы сами? Вы когда-нибудь сомневаетесь?
— А мы по-любому в глубокой жопе, — беззаботно отвечает Гектор. — В том-то и дело. Если уж хлебаешь дерьмо, то хотя бы хлебай его ради достойной цели.
Это, разумеется, бальзам на пуританскую душу Перри.