— Ей хочется, мне же не жалко. Пусть…
Король возмущен:
— Она тебя еще в школу завербует.
Иван пожал плечами, прежде чем подтвердить такое подозрение:
— Она хочет. Да когда это еще будет!
Король онемел от неожиданности. Затем принялся убеждать Ивана:
— Если я не люблю арифметику, значит, и школу не люблю. Как можно делать то, что не любишь! Но разве я из-за этого дурак?
— Да нет…
Его Величество продолжал нажимать, доказывая, что читает книги и знает о жизни больше, чем те, которые в школу ходят и от зубрежки дуреют, так что пригодны разве что для битья.
— А ты в учебники суешься! Это же только предлог, чтобы у Лилиан побывать, — пожурил Король товарища.
Иван, конечно, отрицал.
— В нашем колхозе кто образованный, тот жил как барин, других и за людей не считали… Одно слово — колхозник.
Король не имел представления о колхозе, разве что доводилось услышать от заседавших некогда в торжественной комнате гостей Алфреда.
— А у вас в колхозе тоже спали под одним одеялом? — уточнял Король. — И это… — хотел еще кое о чем расспросить насчет колхоза с «одним одеялом», но постеснялся.
— Да нет! — Короля озадачило это «да нет», он был не в состоянии уразуметь: да или нет? Но Иван задумался и продолжал: — Ну да, кто очень бедно жил, то конечно… Спали на печи, и одеял не густо…
Эх, был бы хоть Иван дома, размышлял Король на бегу. Город уже покоился в тиши, улицы пустовали, встречались редкие прохожие, за иными воротами раздавалось собачье предупреждающее рычанье, тут и там каркали вороны, пахло дымом — типичным запахом городов, где в домах печное отопление…
У Калитко Король чувствовал себя больше по-домашнему, чем с Алфредом и Земляникой. Когда они одно время жили все в Карула у матери Вальве, вечно всем недовольной, Алфред наставлял Его Величество:
— Все мы теперь в трудном положении, и ты должен относиться к Йентсу, как к брату.
Но Его Величество не мог относиться к ничтожному Йентсу, как к брату.
В ателье Калитко люди тоже собирались, как когда-то в небесно-синем доме в торжественной комнате. Чудаковатые люди, по представлению Короля. Особенно его забавляло, как двое русских, Калитко и Заморский, время от времени разговаривали между собой по-эстонски.
Заморский — художник, как и Калитко. У него при немцах тоже было ателье, теперь не стало, но почему не стало — Король не знал, поскольку только наблюдал и не любил расспрашивать. Он по-прежнему предпочитал до всего доходить собственным умом. Заморский приходил к Калитко рисовать масляными красками большую картину, называл он ее «Мировая Истерия». С Калитко они вели беседы о жизни, о политике, о живописи. Заморского Король помнил еще с тех времен, когда тот только-только объявился в городе Журавлей. Он тогда часто встречался Королю — высокий и грузный, в коричневом костюме. Король поражался его манере ходить: на цыпочках.
Заморский передвигался по улицам, словно крался. Король с интересом следил за ним, надеясь увидеть, коснется он каблуками тротуара хоть раз, — не дождался.
Встречал он Заморского и в обществе других людей, мужчин и женщин, и установил, что между собой они говорили на языке, который ни на какой не похож; при немцах он встречался Королю с немцами и говорил по-немецки, в этом Его Величество уже разбирался, но всегда везде на цыпочках… Король не знал, что и думать — с какой планеты эта личность?
Он очень удивился, застав однажды Заморского у Калитко. Тогда-то, собственно, он и узнал, что этот странный тип есть Заморский, хотя никто ему не объяснил, что это означает. Надо сказать, что Жора Калитко говорил неплохо на родном языке Короля Люксембургского — на эстонском, но вместо «ты» он говорил «те», вместо «сюда» — «суйда», вместо «пришел» — «ушло» и так далее. Примерно так же великолепно объяснялся на эстонском и Заморский, которого никто не называл по имени. До чего же интересный получался у Жоры с Заморским говор, когда они оба спорили «по-эстонски»!
Часто бывали у Калитко красивая русская женщина, Ирина, и пограничный офицер Григорий. Что офицер — пограничник, Королю разъяснил Маленький Иван: такая ярко-зеленая форма с двумя рядами пуговиц на кителе принадлежит только пограничникам. Приходили к Жоре и другие люди, главным образом одалживать керосин для примуса.
Когда к Жоре приходили гости, почти всегда распивали водку. Гости сидели в передней комнате за длинным дощатым столом, в это время в задней, где у Калитко расставлены топчаны, коротали время Иван с Королем, валяясь на «кровати» за картинами, на той самой, которую Иван называл нарами, что также для уха Короля звучало непривычно. Таким образом, первая комната в ателье Калитко стала для Короля своего рода «торжественной»: здесь также говорилось про жизнь, следовательно, отсюда исходила информация о ней.
Очень скоро смекнул Король, что Ирина с Григорием каждый раз остаются вдвоем в ателье, остальные один за другим уходят, последний Жора. Уходя, он и Короля с Иваном прихватывает, говоря:
— Ну-с, лежебоки! Давайте проветримся на ночь…