Екатерина Васильевна замолчала. Молчал и Кретов, давая возможность ей собраться с мыслями и высказаться до конца.
— Вы не думайте, товарищ, что если Митька мне зять, то я поэтому за него горой стою, — снова заговорила она. — Мне Александр Данилович, пожалуй, ближе Митьки был. Ведь они с моим-то Семеном какую тяготу жизни рядом прошли. Да меня бы Семен на месте убил, если бы я в чем душой покривила, выгораживая Митьку. Но я вам от чистого сердца говорю, не виноват Митька. Спьяну он сказал необдуманные слова, ну в азарте был, а так… Да для него Александр Данилович, как бог был. Только и слышим бывало: «Гвардии полковник говорил…» да «Когда мы с гвардии полковником…» Святой для Митьки человек был Александр Данилович. А вот вырвались по пьяной линии дурные слова, и теперь на всю жизнь пятно. Вот и все. Если что не так, не обессудьте, спрашивайте.
Сильно осунувшаяся за одну ночь Женя на дополнительном допросе тоже ничего не могла добавить к тому, что уже рассказала Гулямову. Но она сама задала Кретову вопрос:
— Так значит правда, что следствие будете вести вы, а не наш начальник милиции?
— Да, — ответил Кретов. — Расследование дела об убийстве Лобова будет вести республиканский розыск.
— Хорошо, — облегченно вздохнула Женя. — Значит, разберетесь.
— А разве Гулямов не смог бы разобраться? — удивился Кретов. — У вас есть какие-либо подозрения?
— Нет у меня никаких подозрений, — уклончиво ответила Женя, — и Гулямов со временем разобрался бы. Только когда бы это было? Больно уж он на видимость кидается. Как узнал, что вчера мой Митя пьян был и скандалил, так и решил, что он убил Александра Даниловича.
— Из-за чего пьет ваш муж? Может быть, у вас семейная жизнь не налаживается? Бледное лицо Жени покраснело от смущения. Но глаз она не опустила.
— Нет, семейная жизнь у нас ладно пошла. Мой Митя — душевный человек, честный и работящий, только горяч он, порывист и немного слабоват. Любит, чтобы его хвалили, помнили, что он фронтовик, орденоносец, много раз раненный. Ну, а его новые дружки пользуются этим. Митя ведь много зарабатывает, не налево, а в колхозе. Вы проверьте по ведомости в правлении. Ему есть на что выпить и на все другое хватит. А денег беречь он не умеет. Натура у него широкая. — В голосе молодой женщины Кретов почувствовал не осуждение, а большую любовь к мужу и гордость за него. — Вот друзья-приятели и кружат ему голову, уже иным, пасмурным, тоном заговорила Женя. — Что они ему говорят, когда гуляют, не знаю, но пьяный Митя совсем нечеловеком становится.
— А скажите, Евгения Семеновна, — спросил Кретов печально умолкшую женщину, — Лобов давал вашему отцу телеграмму о своем приезде?
— Давал. Позавчера мама получила.
— Кто в «Счастливом», кроме вас, мог знать о приезде Александра Даниловича?
— Да весь колхоз знал. У нас ведь телеграфа нет. Телеграммы из района по телефону передаются в правление. Ну и всегда всем все известно. А тем более об Александре Даниловиче. Его ведь здесь все знали.
Отпустив Женю, Кретов решил проверить подозрение, возникшее у него в момент осмотра следов в саду, и достал пистолет, поднятый около тела Лобова. Он тщательно сличил номер пистолета с номером, вписанным в лобовское удостоверение на право ношения оружия. Номера совпали. Значит, версия о подкинутом оружии исключалась. Пистолет принадлежал Лобову. Спрятав оружие и документы, Алексей вызвал Бубенца.
Многочасовое сидение в сенях в одиночестве, под враждебными взглядами толпившихся у дверей колхозников, не прошло для Дмитрия бесследно. Он осунулся и почернел. За целый день только Женя и Екатерина Васильевна украдкой подсаживались к Бубенцу. Но невеселый был у них разговор.
Войдя в комнату, Дмитрий молча поклонился на приветствие Кретова и сел на предложенный стул.
После обычных обязательных вопросов, устанавливающих личность допрашиваемого, Алексей спросил Бубенца, давно ли он знает Лобова.
— С февраля сорок второго. С декабря сорок третьего и до конца войны был шофером на личной машине гвардии полковника, — глухо ответил Бубенец.
— Не обижал он вас, не оскорблял?
— Обидеть такой человек не может. Если и всыплет когда по первое число, так потом сам ему благодарен бываешь за то, что вовремя всыпал, споткнуться не дал, — несколько оживился Дмитрий.
— Однако вон у вас на щеке не от вчерашнего ли всыпания осталось?
— А что ж гвардии полковнику оставалось делать, когда я с разводным ключом на женщин кинулся, тещу свою с ног кулаком сбил? За такое дело на месте пришибить свободно можно. Это гвардии полковник еще не в полную силу ударил. В Чехословакии мы один раз с власовцами столкнулись. Случайно. Пистолеты вынимать некогда было. Гвардии полковник и треснул власовца в челюсть. И все. Отжил власовец.
— Что же у вас вчера произошло?
— Ничего не помню, товарищ майор. Могу рассказать только то, что сам от жены узнал.
— Рассказывайте то, что помните сами.