Таких щадить нельзя

И матерый уголовник, давно отвыкший говорить с людьми по душам, ответил просто, по- человечески:

- Ничего не поможет. И сам пробовал и, когда в лагере сидел, начальство интересовалось. К профессорам возили. Амба! Только по пьянке простые песни петь могу, и то не на полный голос, а так, на четвертиночку

- Как же это у вас получилось?

- Долго рассказывать, начальник. Да и кому это нужно, кроме меня? Мне бы вот добраться до одного гада. Он в этом деле интерес имеет.

- До Каракурта! — подсказал Голубкин. Сивоконь поджал губы и исподлобья, настороженно, и в то же время с удивлением взглянул на собеседника.

- Это еще никому неизвестно, — проговорил он.

- Мне известно. Только вот непонятно одно. Зачем вам надо было писать анонимное письмо о намерении Каракурта ограбить Ювелирторг? Ведь вы были уже амнистированы, жили на свободе. Могли бы просто прийти и рассказать.

- Ничего ты не понимаешь, начальник, хоть и умеешь брать людей под жабры.

- Расскажите, пойму.

Наступила долгая пауза. Сивоконь то с интересом рассматривал пол, словно впервые увидел его, то кидал на Голубкина пристальный, подозрительный взгляд. Про себя полковник отметил, что прежняя злость и настороженность в этом взгляде уже отсутствовали. Сивоконь молча полез в карман и вытащил пачку «Беломорканала». Но она была пуста. Смяв, Сивоконь снова засунул ее в карман. Голубкин молча протянул ему открытую пачку «Казбека». Сивоконь взял папироску, закурил и, набрав полные легкие табачного дыма, медленно выпустил его через нос. «Приценивается, — подумал Голубкин, стоит ли мне рассказывать. Из такого черта, сколько ни жми, силой ничего не выжмешь, если сам рассказать не захочет».

- Это ты правильно делаешь, начальник, что сразу на бумагу не цепляешься, каждое слово в строку не тискаешь. Вот слушай, что я расскажу. Потом запишешь в протокол. Если в нем все будет, как я говорил, подпишу. То, что Каракурт мне поперек горла стал, это правильно. А из-за чего — это никого не касается. Не для протокола, для тебя скажу. Когда война началась, мне шестнадцать лет было. уже в большом хоре пел. То, что у меня жизнь не задалась, и сам я виноват, и война виновата, а больше всех проклятый Каракурт виновен. По последнему делу он на мне отыгрался. Сам почти чистеньким вышел, а я чуть вышку не получил. На мои же деньги, сволочь, смылся. И раз уж я человек конченый, то и с Каракуртом сам кончу. Так что торопись, начальник, брать Каракурта, пока он со мною на узком мостике не повстречался. О том, что Каракурт решил пошарить в Ювелирторге, я тебя известил. Послал письмишко. Расчет был такой: Каракурта на деле не возьмешь. Он по колени в крови, отстреливаясь, уйдет. Ну, я думал, вы тоже ухари, живьем его не выпустите. В перепалке угробите. И мне рук марать не придется. Обидно все же за такую гадину срок получить. Ну, не вышло это. Ушел от вас Каракурт. Не сумели вы его придавить. Вот и все.

Сивоконь говорил отрывисто, делая длинные паузы между фразами. Иван Федорович слушал его, раздумывая над тем, что, наверное, Сивоконь и известил Каракурта о приезде в «Счастливое» Александра Даниловича Лобова. Да, похоже, что это так и было. Ни Рябый, ни тем более, Запрометов в качестве контрагентов Каракурта не пригодны. Нужно будет сейчас это выяснить. И едва Сивоконь замолчал, как Голубкин, не давая остынуть порыву откровенности, спросил:

- Часто вы здесь встречались с Каракуртом?

- Два раза. Один раз в городе, а второй недавно в колхозе… — И Сивоконь резко осекся, поняв, что сказал лишнее.

Но Иван Федорович умышленно не заметил оговорки бандита. Сделав вид, что его интересует только городская жизнь Каракурта, он уточнил:

- Здесь, в городе, вы были на квартире у Каракурта?

- Нет. Каракурт никому не открывает свою малину, — обрадованный тем, что оговорка не привлекла внимания начальника, ответил Сивоконь. — Он меня на базаре встретил. А потом уже мы через одного знакомца сносились.

- Знакомец в городе живет?

- В городе.

- А поточнее не скажете? Адрес, фамилию?

- Знаешь, начальник, — мрачнея, ответил Сивоконь, — в наших делах с Каракуртом я иду в сознание. А про других ни гу-гу. Стукачей ищи в другом месте.

- Да нет, — дружески улыбаясь, ответил Голубкин, — стучать на других вы не будете. Это я знаю. — И, проверяя вдруг мелькнувшую догадку, небрежным тоном добавил: - только хотел перепроверить то, что нам уже известно. Фамилия этого знакомца Коновалов.

Сивоконь мрачно уставился в пол и с минуту сидел молча. Голубкин не торопил с ответом. Напряженная пауза затянулась. Но расчет Голубкина оказался верным. Первым не выдержал Сивоконь.

- Ну, выходит, твоя это удача, начальник, разузнал про Коновалова.

- Значит, через Коновалова вы и известили Каракурта, что в «Счастливое» приезжает Александр Данилович Лобов?

Сивоконь вскочил, схватил тяжелый стул короткопалой, по-звериному сильной рукой. Казалось, еще секунда — и он кинется на Голубкина. Но Иван Федорович спокойно, хотя и настороженно, смотрел на вскипевшего бандита.

- К убийству Лобова меня приклеить хочешь? — прорычал Сивоконь.