– К-как свататься?
– А вот так. Думал, уж и не пристрою тебя. А вот… Случилось. Так что собирай вещички и сдавай комнату. Данияр тебя встретит в аэропорту.
Данияр – это старший брат.
– Но как же? А моя учеба? Диплом…
– С таким мужем тебе никогда в жизни не придется работать! Зачем тебе какая-то бумажка?
– Я четыре года училась. И к тому же… Я хочу работать. Мы же это обсуждали, отец? Что плохого, если я стану учить детей? – затараторила Белка, чем дальше, тем сильней пугаясь.
– Ладно-ладно. Это не мне решать. Будешь хорошей женой, может, Дауд и позволит…
– Дауд? – голос Белки сорвался, она в ужасе уставилась перед собой.
– Муж твой будущий. Дауд Гатоев. Ты его, наверное, видела на сватовстве Мариам.
«И не только видела», – подумала Изабелла и сильнее сжала в пальцах трубку.
Глава 4
Фокин помчал на обход, а потом его так закрутило, что о сидящей в его кабинете девице он просто забыл!
Бывают такие дни, когда мир будто сходит с ума. И от тебя уже ничего не зависит, старайся – не старайся. Потеряли они мальчишку… Нет, конечно, Гордей понимал, что сделал все возможное, и не его в том вина, что кто-то там наверху решил, будто так надо. Просто порой его жизненный девиз «делай, что должен, и будь что будет» становится слишком шаткой опорой. Наверное, все дело в том, что должен он был невероятно много, а то, что будет – от него зависело далеко не всегда.
Гордей отвернулся от окна, куда уже несколько минут пялился, уставился на сидящего в углу парнишку. Молодой совсем – лет двадцать пять, не больше. Несостоявшийся отец.
– Молодой человек…
– М-м-м? – вскинулся тот. В пульсирующем свете гирлянды, украшающей информационный стенд, его глаза лихорадочно нездорово блестели.
– Идите-ка вы домой. Все закончилось, – сказал Фокин и устало растер затекшую шею.
– Как же? А вдруг я Кате понадоблюсь? – растерялся парень.
– Она до утра проспит после всего. А вы отдохните. Поплачьте. Станет легче.
– Так ведь мужчины не плачут, – заметил тот и упрямо сжал зубы, видно, чтоб подбородок не так дрожал.
– Да-да, а слезные железы им даны, чтобы их игнорировать, – невесело усмехнулся Гордей. – Идите. Вам совершенно точно незачем тут сидеть.
Парень кивнул. Поднялся со стула и слепо вперед двинулся, а у большой китайской розы, которая в этом году как-то особенно яро цвела, остановился и удивленно заметил:
– У меня сын умер. Так странно. Вроде все как всегда, а у меня умер сын…
Горло Фокина перехватил спазм.
– Я вам больше скажу. И когда мы умрем, все как всегда будет.
Просто обычный день. Может, пасмурный, а может, кристально ясный… Где-то будут выпивать, где-то – рваться бомбы, кто-то будет спасать вымирающие виды, а кто-то – собираться на очередное сафари, кто-то вместе с тобой уйдет, а кто-то придет на землю, раскручивая колесо сансары…
И ничего, ничего абсолютно с твоей смертью глобально не поменяется.
От невеселых мыслей Фокина отвлек взрыв смеха, доносящийся из ординаторской. Как лишнее доказательство тому, что жизнь каждый раз продолжается, да…
Гордей хмыкнул. Сунул руки в карманы и пошлепал на звук. Нет, сейчас ему не нужна была компания. Просто его чайник плавно перекочевал сюда. А после нескольких часов беготни пить очень хотелось.
– … а я, девочки, когда овощи тру, вспоминаю лицо свекрови. Выходит быстро и с огоньком. Ой, здрасте, Гордей Саныч… А мы тут немножко передохнуть решили.
– Да вы продолжайте, не стесняйтесь. Я только кипятку налью.
– А чай хотите? У нас тут есть, угощайтесь… Жасминовый, мятный и… Еще я пирожков напекла. Да проходите-проходите.
Ординаторская у них была не слишком большой. Чтобы пройти, Фокину надо было переступить через вытянутые ноги Ромашовой. Та стрельнула в него глазками – как будто это и не она вчера ему наговорила гадостей. Успокоилась, что ли? Впрочем, ему какое дело? Завязывать с этим надо… Почему-то после разговора с тем парнем стало особенно тошно от того, что он свою жизнь по пустякам разменивает. А та бежит, бежит… Тут Ленка, конечно, права.
– А мне эта готовка осточертела! Мозги пухнут, что на ужин состряпать. Все уже надоело. У своего спрошу: «Чего тебе, Миш, хочется?», а тот только плечами пожимает. Вот вы чем, Елена Степановна, мужа кормите?
– Да что сама ем, то и ему даю, – лениво заметила Ромашова. Фокин усмехнулся и скосил на любовницу взгляд. И смех, и грех, блин. Неудивительно, что барышни его покатились со смеху. Но это, конечно, со стороны. А окажись Гордей на месте Ленкиного мужа, было бы ему не до шуток. Ну что хорошего в том, когда жена отзывается о тебе с таким пренебрежением? А это ведь повсеместно так… Может, он потому и не спешил заводить серьезные отношения?
– Я вообще не знаю, откуда у вас силы на готовку после работы. Мой максимум – пельмени, – вставила свои пять копеек Анечка.
– Работа у нас тяжелая. Это да. Завидую удалёнщикам.
– Ага, – усмехнулась Ленка. – Я бы тоже хотела настолько удаленную работу, чтобы в глаза ее больше не видеть.