Такая жизнь

Гарусов изложил диссертацию хорошим языком, складно, а главное, кратко: ухитрился даже сэкономить пять минут из двадцати отведенных, чем очень расположил к себе членов ученого совета. На вопросы отвечал ясно и толково, так что произвел на всех очень хорошее впечатление. Только в заключительном слове выкинул неожиданный номер: поблагодарил своего научного руководителя, Марину Борисовну Крицкую. Этот небольшой комический эпизод оживил постную атмосферу. Все засмеялись, и один из членов совета ехидно спросил: «Мы только что слушали вашего научного руководителя, кажется, его звали иначе, и он был мужчиной?» Гарусов не растерялся, попросил извинения у профессора Темина, сказал, что многое почерпнул из его ценных указаний (на самом деле указание было одно: закрыть форточку), но настаивал, что фактически его научным руководителем была Марина Борисовна, идеи которой и были развиты в диссертации. Марина Борисовна слабо пискнула: «Не верьте ему!», но ее слова были встречены смехом собрания.

Ученый совет, размягченный неожиданным дивертисментом, проголосовал хорошо и дружно: двадцать «за», один «против» (в одном «против» сразу заподозрили профессора Темина, и несправедливо: «против» голосовал один доцент, которого Гарусов, еще студентом, раздражал своей несоразмерной росту солидностью). Марина Борисовна сияла так, словно она только что в муках родила Гарусова.

После защиты они зашли на кафедру и еще раз, напоследок, посидели за двуединым столом, где столько было переговорено, переспорено, сделано и переделано.

— Ну вот, Толя, вы и кандидат… Поздравляю вас еще раз, дайте руку.

Гарусов взял ее руку, чуть изогнутую, как бы для поцелуя, но поцеловать не догадался.

— Хоть сегодня-то вы счастливы?

Гарусов с трудом вышел из глубины и сказал:

— Марина Борисовна, я хорошо понимаю: моя кандидатская степень — в общем, то же, что и Валино высшее образование.

— Не понимаю.

— Очень просто. Если бы я был честный человек, я прямо сказал бы на защите, что диссертация не моя, а ваша.

Марина Борисовна перепугалась:

— Вы с ума сошли! Не смейте и думать так, не то что говорить! Мало ли кто подхватит, сообщит в ВАК…

— Отчего бы ВАКу не узнать правду?

— Правду?! Тут и намека нет на правду! Вы же сами знаете, сколько в диссертации ваших идей…

— Ни одной, — твердо сказал Гарусов. — Если я обманул людей и выдал эту диссертацию за свою, то…

— То что?

— Исключительно из личных соображений. Я не могу уехать из Ленинграда, Вале через год кончать институт.

Марина Борисовна примолкла. Если правду сказать, она была немного разочарована… Она ждала чего-то другого, более торжественного, более растроганного, она сама не знала, чего ждала. Гарусов выпустил ее руку. Они поднялись.

«Что ж, ничего не поделаешь, — думала Марина Борисовна, — такой уж он: суховат, но зато глубок. Сыновей же не выбирают…»

На другой день он позвонил и пришел.

— Вчера была встреча, — сообщил он, и только по нижней губе было видно, что он счастлив. — Вот, подарила мне авторучку.

Он вынул авторучку из нагрудного кармана и посмотрел на нее, как на ребенка.

— Ну, и как у вас теперь складывается, какие перспективы?

— Сказала, что любит, чтобы ждал, — ответил Гарусов, дрогнув углами губ. — Может быть, и правда любит. Я ведь от нее за все годы первый знак внимания получил.

— Ну вот, как хорошо, я люблю счастье.

— А может быть, и нет, — не слушая, продолжал Гарусов. — Может быть, просто боится, что уеду, пока она институт не кончила. Я имел глупость ей сказать про эти предложения, связанные с отъездом.

— Вы, разумеется, не едете?

— Нет, отказался. Пойду младшим научным к Трифонову.

Марина Борисовна ахнула:

— Младшим? Вы, кандидат? Да вас везде старшим с руками оторвут! Только бросьте клич…

— Я это знаю. Я даже сам об этом размышлял, потому что оклад старшего гораздо выше. Тогда я мог бы больше помогать тому человеку и скорее выплатить долги.

— Тогда в чем же дело?

Гарусов улыбнулся:

— На этот раз, можно сказать, совесть во мне победила.

— Это какая-то шизофрения! При чем тут совесть?

— Очень даже при чем. Я ведь не забыл про наши разговоры с вами.

— Какие разговоры?

— «Навязать государству плохого специалиста». И если я иду против совести, когда помогаю тому человеку, то решил хотя бы в вопросе о месте работы быть честным.

Спорить тут было бесполезно. Марина Борисовна и не пробовала. Какая-то уж очень непривычная определенность появилась в Гарусове за последнее время. Жесткость.

16