Такая, блин, вечная молодость

   – Извините, – с достоинством сказала я, – но скидка пятьдесят процентов – это не кот чихнул. Неужели вы надеетесь сэкономить такую сумму, только ответив на пару вопросов по телефону?

   – Чего же вы от меня хотите? – удивилась Кирьянова.

   – Это должно быть глубинное интервью. – Откуда у меня выскочил этот термин? Без понятия. – То есть развернутая беседа при личной встрече.

   – А это надолго?

   – Как минимум на час. Но лучше рассчитывайте на два.

   После секундного колебания Марина сказала:

   – Я согласна. Когда мне подъехать в клинику?

   Ой, это я не продумала!

   – Клиника закрыта на санитарную обработку, – мгновенно соврала я, – на месяц.

   – А что такое? – всполошилась Кирьянова. – Тараканы? Крысы?

   – Инфузория-туфелька расплодилась, просто сладу с ней нет. Она не опасна, но когда достигает определенной концентрации, правила СНиПов требуют проводить санитарную обработку помещения.

   Понятия не имею, кто такие СНиПы, видела такую вакансию в газете – инженер по СНиПам [8 - СНиП – санитарные нормы и правила.]. Или это был инженер КИПиА [9 - КИПиА – контрольно-измерительные приборы и средства автоматизации.]? А-а, ерунда, главное – звучит солидно. А «туфелька» – так мило, по-домашнему.

   – Если не возражаете, мы могли бы поговорить у вас дома, – сказала я.

   Собеседница замялась.

   Я надавила:

   – Нет, конечно, вы можете ждать месяц, только боюсь, что к тому времени опрос уже закончится. И скидка в пятьдесят процентов тоже.

   – Давайте прямо сегодня, – решительно сказала Кирьянова.

   Я уточнила ее адрес, спросила, как лучше добраться общественным транспортом, и заверила, что буду через сорок минут.

   Глава 27

   Однако мне понадобилось полтора часа, чтобы доехать из центра в Новокосино. Есть такой район в Москве, расположен за МКАД. Если вы там не были, то абсолютно ничего не потеряли. Совершеннейшая дыра, застроенная панельными домами. К тому же здесь ужасная криминальная обстановка. Трех моих подруг в разное время ограбили в Новокосино – ударили по голове и вырвали сумочку. Может, это и совпадение, но, согласитесь, неприятное.

   Дом, в котором жила Кирьянова, тоже был панельным, с маленькими тесными квартирами. Я это знаю потому, что живо интересуюсь квартирным вопросом, изучила планировку всех типовых серий.

   Я удивилась: с помощью тех денег, которые Марина Александровна оставила в «Мисс Нефертити», можно было легко обменяться на более престижный район, рядом с метро. По-моему, лучше иметь лопоухие уши, но зато жить в хорошей квартире, чем обитать с идеальными ушными раковинами у черта на куличках. Впрочем, кто бы говорил! Ох, Люся, у тебя вообще нет собственного угла, а ты еще имеешь наглость рассуждать о чьей-то непрактичности!

   Марина Кирьянова выглядела на двадцать с «хвостиком», хотя я-то знала из медицинской карты, что ей 31 год. Она была очень красивой девушкой, но что-то в ее внешности меня насторожило. Нечто неуловимое, не поддающееся описанию.

   Квартира у Кирьяновой оказалась однокомнатной. Сославшись на беспорядок в комнате, хозяйка пригласила меня на кухню.

   Да, как я и ожидала, кухня оставляла желать лучшего – метров семь, не больше. Компактный «уголок», несколько кухонных шкафчиков, простенькая плита – вот и все, что сюда поместилось.

   – Извините, угостить вас нечем, – сказала Марина. – Чай и кофе не держу, в квартире бываю редко. Могу предложить только минеральной воды.

   Я отказалась.

   – Так что вы хотите узнать? – спросила она.

   По дороге сюда я пыталась придумать план беседы. Ничего стоящего мне в голову не пришло. Только в районе затылка поселилась тупая боль. Может, из-за унылого пейзажа вокруг, а может, потому что на самом деле я не так уж умна и сообразительна, как порой о себе воображаю. Прямо скажем, совсем не умна и совсем не сообразительна.

   – Вы остались довольны операциями, которые сделали в «Мисс Нефертити»? – выжала я из себя.

   Девушка чуть помедлила с ответом, потом протянула:

   – В общем, да... Ну, не совсем, конечно... Но в общем и целом – да, довольна... Хотя...

   Я ожидала продолжения, но оно не последовало. Ну и о чем теперь спрашивать? Мне надо плавно перевести разговор на Рзаеву. Но как?!

   Тут меня осенило:

   – Вы сказали, что хотели бы сделать в клинике ринопластику. Но ведь вы ее уже делали три года назад! Значит, вас не устраивает результат?

   Собеседница неожиданно оживилась:

   – Конечно, не устраивает! Я же хотела прямой греческий нос. А вы сами посмотрите, у меня горбинка осталась!

   Я уставилась на ее нос. Он был идеально прямым.

   – Не вижу никакой горбинки.

   – Ну вот же, здесь, – она ткнула пальцем, – видите?

   Мне с трудом удалось разглядеть миллиметровую выпуклость.

   – Господи, да это ерунда, никто даже не заметит!

   – Но вы-то заметили! – обличительным тоном воскликнула Кирьянова. – И другие замечают. У меня такое ощущение, будто я хожу с огромным шнобелем!