Так велика моя любовь

Фрау Ганс окинула презрительным взглядом сидевших за столом людей. У нее хватило ума промолчать. Придет время, и она приложит все усилия, чтобы месть Карра Хиллиарда настигла этих ничтожных англичанишек.

Глава 24

Буря свирепствовала шесть дней, а на седьмой небо прояснилось, но начался страшный мороз. Даже птице, отважившейся взлететь в скованные холодом высоты, не удалось бы различить высившийся на холме замок, если бы не темные столбы дыма, поднимавшиеся, казалось, прямо из высоченных сугробов. В нескольких лигах[59] к северу, в свободном городе Любеке, в течение недели царил ужасный переполох, вызванный поисками преступников, которые совершили подлое убийство и нанесли огромный ущерб. Когда Хиллиарду сообщили, что на его корабле пожар, он бросился в доки. Увидев объятую пламенем караку, он издал яростный вопль. В его сознании уже складывался план мести, пока он наблюдал, как судно исчезает под водой. На поверхности остались только дымившиеся мачты, возвышавшиеся над почерневшими обломками, — грустное напоминание о некогда стремительном и мощном судне. Хиллиард поклялся, что виновные в этом не уйдут от наказания и будут преданы смерти.

Серая дымка, оставшаяся после пожара, еще долго витала над городом. Однако к концу второй недели горожане уже забыли о случившемся и занялись своими повседневными делами. Но только не ганзейцы. Помещения конторы постоянно оглашались гневным ревом Карра Хиллиарда, который просто кипел от злости на судьбу, клял на чем свет стоит погоду, ругал снег за то, что он выпал, лед — за то, что он замерз, ветер — за то, что он дует, и изливал свою ярость на тех, кто появлялся в поле его зрения, и вообще на всех, кто имел неосторожность оказаться поблизости. Мастера и купцы, посчитавшие необходимым посетить его контору, осторожно входили в зал и сразу же спешили убраться оттуда подальше, потому что глава Ганзы норовил достать своим тяжелым кулаком каждого, кто осмеливался подойти к нему. Тем же, кто давал ему хоть малейший повод для раздражения, можно было просто посочувствовать.

Зима медленно, тяжелой поступью приближалась к концу, испытывая терпение ганзейцев. Отсчет велся по неделям, дням… Нет! Мастера отсчитывали каждый час, обеспокоенно провожая взглядом песчинки, лениво просачивающиеся через горлышко песочных часов. А в замке Фаулдер дни пролетали с неимоверной скоростью. Казалось, даже буре не под силу было нарушить царившие там уют и спокойствие его обитателей. Помещения всегда были наполнены изысканными ароматами, поднимавшимися от кастрюль герра Дитриха, отовсюду доносился смех, слышались разговоры, вдыхавшие жизнь в отрезанный от мира замок. Установившаяся между всеми — за исключением одного человека — атмосфера товарищества как бы ускоряла те же песчинки времени. Это были дни всеобщей радости и взаимопонимания.

Никто не сомневался, что Хиллиард придет. Этот человек не допустит, чтобы публично нанесенное ему оскорбление осталось без возмездия, поэтому обитатели замка готовились к этому событию, обсуждая оборонительную тактику, проверяя самострелы, начищая и смазывая кинжалы и шпаги и размышляя над чертежом нового оружия. Пока стояла холодная погода, мужчины совершенствовали свое боевое искусство, всей душой отдаваясь этой военной игре, и зал постоянно наполнялся звоном клинков и громкими возгласами. Держась на безопасном расстоянии, Илис с интересом наблюдала за мужчинами, своим веселым смехом внося вклад в общий шум. Создавалось впечатление, что ее присутствие вдохновляет мужчин на шалости и озорство, и более молодые из них из кожи вон лезли, чтобы добиться ее похвалы. Максим не беспокоился, когда Джастин и Шербурн демонстрировали перед ней свое мастерство и отвагу, так как знал, что она полностью принадлежит ему. Джастин довольно часто начинал проказничать, атакуя Кеннета, но тот вполне добродушно принимал его поддразнивания и отвечал тем же.

А вечерами мужчины собирались в каком-нибудь отдаленном углу зала, подальше от прислушивавшейся фрау Ганс, и обсуждали план обороны. У Илис же вошло в привычку удаляться к себе в спальню и ждать мужа, и иногда, когда она принималась за вышивание или, в случае необходимости, штопала одежду мужчин, ее нежный голосок наполнял замок пением. Мягкая мелодия, казалось, снимала напряжение с мужчин, и они начинали говорить приглушенно, не желая спорами разрушать атмосферу умиротворенности. Максим и не догадывался, что приятный, способный успокоить его голос звучит для фрау Ганс подобно отвратительному скрежету. Брови экономки почти всегда, чем бы она ни занималась, были сердито сдвинуты, а губы беззвучно шевелились — это она давала себе страшные клятвы или молилась своим богам.

Герра Дитриха, напротив, пение Илис только вдохновляло, и он начинал негромко ей подпевать. Если мелодия была легкой и веселой, он принимался отбивать ритм ложкой по котелку или перебирал ногами, словно танцуя. Иногда он ловил на себе удивленный взгляд Максима и отвечал ему радостной улыбкой и покачиванием головы, что должно было означать восхищение голосом госпожи.