Так уж случилось, что

Одному хорошему, богобоязненному человеку приснилось, что они вместе с Богом идут по пустыне. Сон был метафорой жизни этого человека. По песку за путниками тянулись две цепочки следов. Но иногда одна цепочка следов исчезала. Человек заметил это и с удивлением спросил Бога: “Господи, почему, когда в моей жизни наступают особенно трудные времена, когда я нахожусь в горе и отчаянии, на песке остается только одна цепочка следов? Почему, когда я больше всего нуждаюсь в помощи, Ты оставляешь меня?” С огромным состраданием и любовью Бог посмотрел на человека и ответил: “Сын мой, действительно, когда в твою жизнь приходит несчастье, на песке остаются следы только одного из нас. Но это мои следы, потому что в это время я несу тебя на руках”.

Рамеш считает, что Сознание присуще миру явлений и одновременно превосходит его. Он иллюстрирует эту идею высказыванием из китайской философии Дао:

Сначала реки и горы были реальны, потом нереальны, а потом реки и горы снова стали реальны.

Сначала все это кажется путаницей. “Я” отлично от рек и гор. Затем наступает стадия, когда видимое кажется иллюзией, когда реки и горы уже не кажутся реальными. И наконец, когда “я” становится частью переставших быть реальными рек и гор, они снова превращаются в реки и горы. Круг завершен. Реки и горы воспринимаются как объекты реального мира и в то же время как проявления Сознания. Они реальны и в то же время нереальны, так как не могут существовать сами по себе.

Нет индивида, нет “Я”

Рамеш не устает повторять, что в действительности человеку доступно единственное знание: “Я семь”. Если “я” — это неявное утверждение себя как отдельного проявления Сознания, то “Я семь” — это само универсальное Сознание, присутствующее в каждой телесно-духовной единице. Когда знание “Я есмь” сменяется мыслью: “Я Джон”, — наступает разделение, порождающее зависимость, несчастья и страдания.

Одного суфия до смерти забили камнями *, и он был взят на небо. Некоторое время спустя человек, который был свидетелем смерти суфия, умер и попал в рай. Увидев там суфия, он пришел в негодование и спросил Бога: “Почему этот человек — здесь, на небесах, а фараон, который говорил то же, что и он, — в аду?” На что Господь ответил: “Фараон, утверждая, что он Бог, подразумевал себя, а когда Богом называл себя суфий, он думал обо Мне”.

*За то, что он называл себя Богом. — Прим. ред.

***

Рамана Махарши говорит, что в действительности необходимо выяснить только одно: кто же этот субъект, ищущий просветления. “Кто я?” “Кто стремится к просветлению?” “Кто хочет познать истину?” Если вы глубоко вникнете в суть этих вопросов, то непременно придете к выводу, что нет никакого субъекта, нет никакого “я”. Не так уж много людей способно безоговорочно принять эту идею. Рамана Махарши делит их на три категории: одних он сравнивает с камфорой, других — с сухой древесиной, а третьих — с сырой древесиной. Камфора воспламеняется от одной искры; чтобы зажечь сухое дерево, требуется тепло и время, а сырое дерево разгорается очень долго и то после огромных усилий.