Так умирают короли

– Ну-ну, – примирительно сказал Мартынов. – Я тебя понял. – Придвинул мне стакан. – Принеси мне еще водички, пожалуйста.

Чертов психолог! Хочет, чтобы я поостыл, пока хожу туда-сюда. И я действительно немного успокоился.

– Я тебя о том дне хотел спросить, – сказал Мартынов и выразительно посмотрел на меня.

– Сегодня читал протокол твоего допроса и обратил внимание на то место, где ты рассказываешь об эпизоде с Кожемякиным.

– А что там с Кожемякиным? – насторожился я.

– Ты вышел из дома и стоял у входа.

– Да. Между Самсоновым и Светланой вспыхнула ссора, и я просто-напросто сбежал, чтобы ничего этого не видеть.

– И тут появился Кожемякин. Это произошло сразу?

– Сразу – это как?

– Ты вышел из дома – и увидел Кожемякина?

– Нет. Прошло некоторое время.

– Точнее, – требовательно сказал Мартынов.

– Пять или десять минут.

Точнее я сказать не мог.

– И он шел со стороны гаража, – подсказал Мартынов.

– Нет. Он появился из-за угла.

– Но за углом ведь гараж, – напомнил Мартынов.

Я обомлел. Потому что эта мысль не приходила мне в голову прежде. Кожемякин действительно шел оттуда. И там же очень скоро был найден труп. Сам же Кожемякин его и нашел. Случайно открыл багажник машины и сделал круглые глаза. А может, он знал? Еще до того, как открыть багажник.

– Ну, не знаю, – пробормотал я. – А что он сам по этому поводу говорит?

– Кто? – уточнил Мартынов. – Кожемякин?

– Да.

– А ничего. На допросе он даже не упомянул о том, что выходил из дома.

– Но почему он об этом умолчал?

– А потому, – ответил Мартынов и заглянул мне в глаза.

И только сейчас я понял, из-за кого он приехал ко мне и с таким терпением меня дожидался. Кожемякин. Это была его, Мартынова, новая версия.

Глава 35

Я хотел сказать Мартынову, что мне не очень верится в виновность Кожемякина, потому что видел, как тот накинулся на Загорского, когда заподозрил его в причастности к убийству. Да и вообще, как мне казалось, Кожемякин относился к Самсонову с неподдельным уважением. Но Мартынов меня опередил.

– Он ведь отбывал срок, – сказал Мартынов. – По очень серьезной статье. И к тому же шел со стороны гаража.

Два этих факта являлись для Мартынова определяющими.

– Мне трудно судить, – честно признался я. – Кожемякину с Самсоновым, кажется, делить нечего.

– Он ведь был пьян, – подсказал Мартынов.

– Кто?

– Кожемякин.

Я помолчал, вспоминая.

– Да.

– Вот видишь, – сказал Мартынов. – Это такая публика, которая едва примет на грудь, тут же бросается выяснять отношения. Из-за невпопад сказанного слова, иногда даже из-за взгляда. Не так посмотрели на него – и уже появляется нож.

Я покачал головой, показывая, что не согласен. Мартынов не стал меня с горячностью убеждать, сидел и смотрел на меня, ожидая пояснений. Он затем и пришел, чтобы получить информацию от человека, ежедневно общавшегося с Кожемякиным.

– Нет, – сказал я. – Это невозможно.

– Почему?

По выражению глаз Мартынова я видел, что он действительно хочет понять.

– У них с Самсоновым были какие-то особенные отношения. Не знаю, применимо ли здесь это слово, но Кожемякин Самсонова боготворил. Самсонов, любимец миллионов, почти что небожитель, к тому же просто богатый человек, вдруг взял и приблизил к себе вчерашнего зека, которому, если бы не этот выпавший счастливый билет, была бы одна дорога – в тюрьму. Он фактически спас Кожемякина, и тот это понимал.

– А спас-то зачем?

– У Самсонова об этом уже не спросишь. Но можно попробовать объяснить. Все дело в его интересе к разнообразию человеческих типов. Приблизит к себе, введет в круг избранных – и следит за человеком. Это у него в крови было – наблюдать. Помните, программа была такая – «Канал иллюзий»? Ведущий взял бомжа и на один день устроил ему райскую жизнь. Баня, салон парикмахера, магазины дорогой одежды, вечер в ресторане. Человек с самого дна, которому ничего этого в жизни не увидеть, вдруг попал в новые условия всего на день. И весь этот день за ним следил глазок видеокамеры. Так вот здесь было то же самое. Кожемякин – человек из другого мира. Невежественный, грубый. И вдруг для него начинается «Канал иллюзии».

Мартынов задумчиво смотрел на меня.

– Кожемякину жилось очень даже неплохо. И при всей своей ограниченности он не мог не понимать, что всем обязан Самсонову. Вот откуда в нем этот пиетет. Кто-то из нашей группы с гибелью Самсонова, возможно, что-либо и приобретал. Но Кожемякин только терял. Это однозначно.

– Ты уверен?

– Конечно! – убежденно сказал я. – Его недолюбливают.

– Кто?

– Все.

– За что?

– Я же объяснял – человек из другой жизни. Инородное тело. Он держался в коллективе исключительно благодаря покровительству Самсонова.

– Самсонов умер, но Кожемякина ведь никто с работы не попросил, – напомнил Мартынов.

– А кто говорит, что это должно произойти немедленно? Процесс отторжения займет некоторое время. Никто не скажет Кожемякину прямо: «Уходи!» Просто сами собой сложатся обстоятельства, что у него не будет другого выхода, кроме как уйти.

Мартынов кивнул, подтверждая, что ему такие коллизии знакомы.

– Я вас убедил?

– В чем? – не понял он.

– Что Кожемякину смерть Самсонова была совсем не выгодна.