Так поступают в свете

Мирабелл. Не всегда. Глупость одолевает его в тех случаях, когда ему изменяет память или когда под рукой не оказывается тетрадочки, в которую он заносит чужие мысли. Он дурак с хорошей памятью и пригоршней чужих острот. Он из тех, чью болтовню мы терпим лишь потому, что от нее никуда не денешься. У него одно прекрасное свойство — он не спорщик: так дорожит репутацией человека, наделенного чувством юмора, что готов принимать оскорбление за шутку, а откровенную грубость и брань за иронию или розыгрыш.

Фейнелл. Если ты еще не закончил его портрет, можешь дописать с натуры. Вот он собственной персоной — прощу!

Входит Уитвуд.

Уитвуд. Ну посочувствуйте мне, голубчики! Пожалейте меня, Фейнелл! И вы тоже, Мирабелл.

Мирабелл. Охотно.

Фейнелл. Но в чем дело?

Уитвуд. Мне не было писем, Бетти?

Бетти. Нешто рассыльный не вручил вам только что?

Уитвуд. Ну да, а еще не было?

Бетти. Нет, сударь.

Уитвуд. Какая досада! Ужасная досада! Рассыльный этот — осел, вьючное животное! — принес мне письмо от моего безмозглого брата — тяжеловесное, как речь о добродетелях усопшего или стихотворный панегирик одного поэта другому. Но самое ужасное, что этот эпистолярный опус лишь предшествует появлению своего создателя.

Мирабелл. И такой дурак приходится вам братом!

Уитвуд. Только сводным. Сводным, а не родным, честное слово!

Мирабелл. Что ж, тогда он, возможно, лишь сводный дурак.

Уитвуд. О, это прекрасно, Мирабелл, le drole[26]! Просто прекрасно! Впрочем, хватит про него, черт подери! Как поживает ваша супруга, Фейнелл? Я, кажется, болтаю вздор, а все, чтоб отделаться от мысли об этом ироде. Простите великодушно, что вам, столичному жуиру, я задал столь неуместный и слишком личный вопрос. Право, я говорю, что в голову взбредет, — словно какая-нибудь вековуха на свадьбе. И все же, миссис Фейнелл — редкостная женщина.

Фейнелл. Хорошо, что вы не думаете, о чем говорите, а то ваши хвалебные речи преисполнили бы меня тщеславием или ревностью.

Уитвуд. Во всей столице один только Фейнелл ладит с женой. А ваше мнение, Мирабелл?

Мирабелл. Если вам нужно знать в точности, пойдите, справьтесь у нее самой.

Уитвуд. Послушайте, Мирабелл!..

Мирабелл. Да?

Уитвуд. Примите мои извинения, голубчик. Я что-то хотел спросить, да позабыл…

Мирабелл. Признателен вам от души.

Уитвуд. Уж вы простите: такая стала память — никуда!..

Мирабелл. Остерегайтесь подобных извинений, Уитвуд. Все знакомые мне глупцы непременно жалуются либо на память, либо на сплин.

Фейнелл. Куда вы подевали Петьюлента?

Уитвуд. Он сидит там, считает свои деньги — час назад они были моими. Мне сегодня безбожно не везло.

Фейнелл. Дайте ему обыграть вас в карты: вы ведь всегда побьете его в остроумии. Поскольку вам достался ум, отпущенный на вас обоих, пусть ему хоть в чем-нибудь повезет.

Мирабелл. А по-моему, Петьюлент не склонен считать, что вы острите удачнее его, Уитвуд.

Уитвуд. Перестаньте, прошу вас! Вы сегодня не в духе и готовы спорить но любому поводу. Петьюлент — мой друг и порядочный малый. Он — милейший человек и кое-что знает: честное слово, он не лишен остроумия — надо отдать ему должное. Он мой друг, и мне не след говорить о нем дурно. А если его невысоко ценят в свете, то не стоит его за это обливать презрением. Так что, не обижайте моего друга.

Фейнелл. Но вы же не считаете, что ваш друг — образец воспитанности?

Уитвуд. Нет, конечно, у этого бездельника ужасные манеры, черт бы его подрал: поведение под стать какому-нибудь судебному приставу, что правда, то правда. Очень жаль, честное слово! А так, он вообще энергичен, с огоньком!

Мирабелл. А как насчет храбрости?

Уитвуд. Честное слово, чего не знаю, того не знаю. Но честное слово, если он с чем-то не согласен — никому не даст спуску.

Мирабелл. Даже мужчине, которого побаивается, или женщине, которую любит?

Уитвуд. Тут вы правы: он своих слов наперед не обдумывает. Но у всех свои слабости. Вы к нему слишком строги, честное слово! А я его прощаю: оправдываю все его недостатки, кроме одного или двух. Один у него, без сомнения, есть. Будь он моим братом, я б и тогда его осудил. Тут действительно остается желать лучшего.

Мирабелл. Так поделитесь с нами этой тайной, Уитвуд.

Уитвуд. Нет, уж вы меня простите! Чтоб я выставил напоказ изъян моего друга! Увольте, голубчик, не могу!

Фейнелл. Наверно, ему недостает искренности или еще какого-нибудь пустяка.

Уитвуд. Если бы! Кто же за подобное осудит остроумца? Требовать искренности от острослова не разумнее, чем постоянства от красавицы. В первом случае это свидетельствовало бы о том, что скудеет ум, а во втором убывает красота.

Мирабелл. Может быть, он, по-вашему, слишком самонадеян?

Уитвуд. Нет, нет! Это всего лишь азарт спорщика и желание неустанно участвовать в разговоре.

Фейнелл. Может, слишком невежествен?