Так ненавидеть нельзя

Отец Таши говорил, что он готовил это всё почти девятнадцать лет, и теперь я вижу, что времени зря он не терял. Всё это, скорее всего, проработано до мельчайшей детали и никто, даже он сам, не отступает от плана.

Я вскинул взгляд и усмехнулся. Вспомнишь… лучик, вот и солнце. Евгений шагал по тому самому коридору, а те двое, что всех и перебили выкидывали тела в окно, где их укладывали в ряд. Всё это могло напоминать подготовку к какому-нибудь, например, параду, будь трупы каким-нибудь, например, реквизитом.

Хотя, возможно, так оно и есть. Мы же не знаем, что там будет по замыслу.

Когда кто-то из бравых ребят вынес на улицу трибуну, я едва не рассмеялся от абсурдности всего, что тут происходило. Такое ощущение, будто бы для них ничего и не произошло. Просто рутина… каждый день вот убивают по паре десятков охотников, а потом их в рядочек в качестве украшения выкладывают. Цвет багровый такой насыщенный, да, к крыльцу подходит, чёрт возьми.

— Они там, похоже, совсем отбитые, — произнёс кто-то. — Маму, поди, родную прирежут и не заметят.

Говорящему возразили:

— Они за маму родную и убивают. Такая дичь столько лет и поколений творилась, её дружбой и жвачкой не разрулишь, — мужчину поддержал дружный вздох.

А я подумал, что за Ташу сделал бы и не такое, лишь бы её жизнь стала счастливой, лишь бы никто не мог заставить её делать то, чего ей не хочется. Думаю, её отец начал заговор именно ради своей семьи. Не думаю, что этому охотнику так уж хочется власти.

Вновь явился посыльный, сказал расступиться, чтобы ворота были открыты. Мы все дружно сделали несколько шагов влево и вновь остановились, будто вкопанные.

Примерно через час послышались звуки работающих моторов, и следом появились штук десять грузовиков, из которых, опасливо косясь на нас, вывали гурьбой охотники, возрастом на вид примерно от лет двенадцати до пятнадцати. Их заставили держаться подальше от “сцены”, но никто из них туда особо и не стремился, взгляды были прикованы к нам. Да, кажется, любопытства во многих больше, чем страха… Это хорошо. Когда они вырастут, то будут относиться ко оборотням уже спокойно.

Эти грузовики уехали, подъехали автобусы, из них вышли уже взрослые, некоторые даже откровенно пожилые охотники, в основном женщины. Нас заставили разомкнуться, чтобы все, кого привезут вскоре, поместились внутри кольца.

Машины и автобусы шли непрекращаемой вереницей, в итоге, народу было уже просто тьма. Не меньше тысячи, наверное, охотников. Насколько я знаю, их в городе достаточно мало, а значит, тут теперь находились едва ли не все они.

Но детей здесь не было и, удивившись этому, я получил такой ответ:

— До двенадцати лет детей не относят к охотникам, они живут почти что как люди… Даже в школы ходят. Только, само собой, знают об оборотнях и охотниках, да умеют язык за зубами держать.

Но те, кого привезли сюда первыми, тоже были сомнительными претендентами в охотники, дети и дети… Надеюсь, их не учат убивать уже в этом возрасте. От системных, судя во всему, можно ожидать чего угодно. Даже Таша, которую, судя по всему, воспитывали далеко от идеалов охотников, чувствовала себя потерянной среди обычных людей. Она даже не сразу привыкла просто ничего не делать. Для неё это было чем-то противоестественным, она, будто робот, по утрам на автомате начинала делать разминку, которая и мне не снилась даже.

Прошёл ещё, наверное, час. Для меня было не в новинку стоять вот так вот, а другие начинали уже изнывать от скуки. Хотя, некоторые находили себе развлечение по душе: прямо перед нами, в нескольких метрах, конечно, стояла группа молодых девушек, и оборотни с удовольствием пялились на них, шепотом, будто бы забыв, что у всех тут слух что надо, обсуждая подтянутые фигуры охотниц.

Но все затихли, когда из здания вышел и направился прямо к трибуне Ташин отец. Его лицо выражало скорбь и печаль, плечи были опущены. Я только усмехнулся его артистизму.

— Охотники! — воскликнул он, привлекая к себе внимание публики. Те сразу же встали “по струнке смирно”. — Я буду краток. Повод, по которому всех вас здесь собрали, должен был быть радостным, однако сегодня у нас траур, — он рукой указал на тела, лежащие чуть в стороне. Кто ещё не заметил их раньше, увидел сейчас. По толпе пронёсся ропот, кто-то вскрикнул. Но успокоились все достаточно быстро, потому что ожидали объяснений.