Так не строят!

– Да-а-а, бывает… – сочувственно покачал головой Сучок.

– Да это ладно, дядька, они ведь теперь это самое…

– Что, не дают?

– Ага! Обе!

– Ничего, племяш! – Сучок блудливо подмигнул. – Где наша не пропадала! Запомни – под подолом завсегда место есть, чтоб наш колышек мог влезть! Запомнил?

– Ага! – заулыбался Швырок: в первый раз в жизни дядька заговорил с ним как… дядька – старший, опытный, добрый. Да не было у Швырка в этот момент ни слов, ни мыслей – одна улыбка до ушей.

– Ну, тогда беги, найди Шкрябку и скажи, что я в крепостной кузне буду.

«Врёт ведь, поганец! Как пить дать врёт! Учится он, как же – к девкам под подолы лазает!

Или не врет все-таки? Ведь и отец, и дед мастерами были, не могло ему ничего не передаться! Ершить его долотом, инструмент и вправду на загляденье наточен, да хитро так – не видал я, чтобы кромки эдаким гандебобером выводили. Надо на этого приблудного самому посмотреть – вдруг действительно мелкую работу делать умеет? Вон на самострел прицел изладил, так, говорят, наши витязи чуть не уссались с радости…

А то с мобелью, тьфу, бабушку твою за левую заднюю, игрушкой этой образцовой, какой день голым гузном ежей давим – больно работа тонкая. Вдруг от него польза будет? Как же я раньше-то не додумался на мальца этого посмотреть, а?

Глядишь, через этого Кузнечика и Швырка к делу пристрою. Резчик так резчик – тоже ремесло не из последних и в артели завсегда сгодится. Может, раз сам взялся, хреном груши околачивать не станет!»

Перед кузней Сучок остановился. Нет, не от смущения – не таков был плотницкий старшина, чтобы робеть какого-то сопляка. Однако жизнь в Михайловом Городке раба божия Кондратия уже пообтесала, и весьма. В том числе и насчёт того, что сопляки разные бывают. Вот и решил мастер осмотреться и, как оказалось, совсем не зря.

Начать хотя бы с того, что кузня работала – из трубы шёл дым, слышался перестук малых молотков, из-под навеса увечный отрок, которого оставили в крепости, поволок в кузню малую корзинку угля, да и вообще на кузнечном дворе порядок царил образцовый – такого раньше, до того, как хозяин кузни боярич Кузьма ушёл вместе с Младшей стражей на ляхов, не водилось. Нет, лягушки, конечно, на кузнечном дворе не квакали, но некоторый рабочий беспорядок всегда присутствовал, а тут… Сучок мысленно хмыкнул, открыл дверь и застыл на пороге – внутренности кузни изменились неузнаваемо!

«При Кузьке всё кучами валялось, а теперь будто муха не сидела! Это Кузнечик тут такой порядок навёл? Баяли, что Кузька на него кузню оставил – за порядком присматривать. Вот и присматривает… Даже отроков увечных к работе приставил! Даром, что те старше его и в бою побывали… Что ж у нас в Михайловом Городке за место-то проклятое – обычного сопляка днём с огнём не сыщешь?»

И тут Сучка заметили. Парень, стоявший за верстаком, поднял голову, и на плотницкого старшину уставился один глаз – второго не было. Мастера передёрнуло.

«Твою ж в бога душу… Ему бы за девками скакать, а он уже на рати побитый! Бороды еще не видать, а ратник! Война-сука, мать твою за ногу!»

Руки мастера непроизвольно сжались в кулаки, и разжать их сразу не получилось.

– Здрав будь, старшина! – увечный отрок дёрнул, видимо, от боли, щекой и с трудом поклонился.

– Здрав будь, здрав будь, здрав будь… – Остальные тоже оторвались от работы, а один, темноволосый и самый младший на вид парнишка добавил: – Заходи, дядька Сучок.

Старшина помедлил, с трудом разжал кулаки, стянул с головы шапку и вернул поклон:

– Здравы будьте, ратники!