Так не бывает

Когда взвинченному, не находящему себе места Баранову по телефону сообщили, что Тамара родила, чувствует себя хорошо и с ней всё в порядке, он, не дослушав радостного известия, в невероятном возбуждении оборвал:

– Мальчик?

– Нет, – коротко ответил на другом конце провода женский голос.

– А кто? – вопросом из старого анекдота отреагировал оторопевший Баранов. Он не мог поверить, что и тут потерпел фиаско. Он так долго ждал этого часа, готовился, строил планы, надеялся, что наконец будет переломный момент в его жизни и теперь судьба резко пойдёт в гору, – а получилось всё опять совсем не так. Наверное, именно из-за несоответствия событий его радужным ожиданиям Баранов как-то сразу охладел к новорожденной и даже не задумался об её имени. Выйдя из роддома, Тамара сама назвала дочь Светланой.

Дальнейшая семейная кутерьма слилась для безучастного Баранова в один серый безликий ком. Бессонные ночи из-за ребёнка, очереди за дефицитным детским питанием, походы по врачам, поиски детского сада поглотили несколько лет жизни. А ведь это могли быть его лучшие годы, самый расцвет, когда он был призван творить, созидать, дерзать и воплощать. Но вместо взлёта – очередной провал. Бесцветность, убогость и приземлённость верховодили барановской судьбой. Были ли на самом деле эти годы? Что он тогда делал, чем жил? Непонятно. Не жил – существовал, как хилое растение, случайно проросшее в полутёмном подвале.

К тому времени, когда Светлане исполнилось пять лет, даже Тамаре стало ясно: продолжать совместную жизнь нет смысла. Развод принёс вожделенное одиночество, но вместе с семьёй Баранов утратил и интерес к творчеству. Он по привычке сидел ночами на кухне над стопкой давно исписанных листов, крутил в руках ручку, смотрел куда-то в угол. Изредка вдруг спохватывался, заставлял себя перечитать ранее написанное, начинал менять местами главы, сортировать пункты, редактировать текст, но ничего нового так и не добавлял, и вскоре опять забрасывал рукопись. Иллюзия, что семейная жизнь мешала его творческим амбициям, развеялась.

Спустя ещё несколько лет институт, с которым были связаны карьерные надежды Баранова, закрылся. Его не пощадило сложное перестроечное время: государственное финансирование прекратилось, полуразваленной промышленности не требовался научный потенциал. В отрасли снежным комом нарастали проблемы, стало не до перспективных разработок, на повестке дня стояла одна задача – выжить. Наступило время тех, кто умел делать деньги. Баранов же не обладал коммерческими способностями, а другие таланты, если они и были, давно похоронил.

Вспоминая о дочери, Баранов очень сожалел, что не смог наладить с ней нормальных отношений. Он совсем не был в курсе её дел: не ведал не только с кем дружит и чем интересуется, но и даже где и как учится. Через дальних знакомых прослышал только, что теперь она студентка одного из недавно открытых новомодных университетов, семьёй пока что не обзавелась.

Он знал также, что, когда Тамара второй раз вышла замуж, Светлана вместе с матерью без сожалений рассталась с его, как она называла, «скотской» фамилией. «Хватит, – говорила девочка, – достаточно в школе наобзывали». Обе они сменили её на более благозвучную «морскую» фамилию отчима, стали то ли Кораблёвыми, то ли Кораблиными.

Хотя ответственно относившийся к своим отцовским обязанностям Баранов и делал для Светы то, что было необходимо, получалось это у него очень уж механически. Создавалось впечатление, будто он действовал по заложенной программе, словно автомат. Души он своей не вкладывал в дочку. Светлана, как любой ребёнок, тем более девочка, всё хорошо понимала и чувствовала. Не смогла дочь простить родному отцу безразличия, в котором росла в детстве.

* * *

Тенистая аллея закончилась, и Баранов оказался на широкой заасфальтированной площади перед воротами больницы. Прошёл между припаркованными машинами скорой помощи, двинулся к выходу.

За проходной он в нерешительности остановился. Оглядевшись, повёл глазами по фонарным столбам и окрестным зданиям, как будто искал одному ему известный таинственный знак. Но никаких символических подсказок не обнаружилось. Город жил будничной жизнью, привычно пестрел рекламными щитами, предупреждал сине-красными знаками дорожного движения, информировал бело-синими коробами с названиями улиц и номерами строений.

День обещал быть погожим, и ехать домой прямо сейчас не хотелось. После недолгих колебаний Баранов решил свернуть к Москве-реке. Он чувствовал желание остаться на время одному, походить, подумать, окунуться в запах озона, растёкшийся над городом после грозы. Как он соскучился по свежему воздуху за мучительные месяцы в перенаселённой, душной палате! В этом районе столицы на набережной всегда было немноголюдно и тихо, особенно теперь, в разгар дачно-помидорного сезона.