Так не бывает

Конечно, она заботилась о льготных путёвках в пионерские лагеря и на турбазы, о билетах на детские праздники и концерты. А вот на Галину жизнь времени уже не оставалось. В школьные годы воспитание единственного ребёнка ограничивалось проверкой дневника да обсуждением сказанного на родительском собрании. Позже мать изредка интересовалась, насколько успешно прошла очередная сессия и какую общественную работу ведёт Галя на курсе.

Ну а личную жизнь они между собой никогда не обсуждали. Мать рано развелась с отцом, довольно долго и болезненно переживала разрыв, замуж больше так и не вышла, с головой уйдя в проблемы коллег по работе. Видимо, сопричастность к чужой боли и несчастьям давала ей возможность легче переживать собственную неустроенность. Она не желала, а возможно, и не умела говорить с подросшей дочерью о любви, дружбе, взаимоотношениях. И в семье, и в обществе в те годы тема отношений полов была практически запретной.

Этой темы они коснулись всего один раз, и то вынужденно. Вскоре после окончания института Галина вдруг пополнела, округлилась лицом, начала носить свободного покроя клетчатое светло-коричневое платье. Она была беременна, и её состояние не могло укрыться даже от посторонних глаз. Молодые люди в доме ни разу не появлялись, никаких разговоров о свадьбе не велось, поэтому мать всё-таки решилась выяснить у дочери, что та собирается делать.

Для неё это оказалось довольно сложно. Однажды после возвращения с работы она долго в одиночестве сидела на кухне, слушала монотонное тиканье настенных ходиков и всё подливала и подливала себе давно остывший чай. Вынырнувшая из распахнутой дверцы часов кукушка прокуковала одиннадцать раз. Тогда, собрав силы, мать отодвинула наполненную чашку, поднялась и подошла к читающей журнал дочери.

– Галина, а может… – чётко, словно выступая на собрании, начала она.

– Поздно, – дочь оборвала её на полуслове, отложила в сторону недочитанную «Иностранку». Бледненькая, взволнованная, она занимала совсем мало места на диване, свернувшись калачиком под стареньким леопардовым пледом. Мать помолчала, пригладила растрёпанные волосы, помялась и всё-таки задала ещё один вопрос:

– Галь, ну а он?

– С ним тоже поздно, – наполненным слезами и обидой голосом отрезала расстроенная Галя и уткнулась в подушку. Больше к этой болезненной для обеих теме они не возвращались.

Не рассчитывая на помощь вечно занятой матери, Галина в одиночку воспитала своего единственного сына. Она души в нём не чаяла, назвала его тем именем, которое нравилось отцу ребёнка. Отец… Казалось, он был влюблён в неё без памяти… Расставание вышло глупым, с Галиной точки зрения, необъяснимым, причинило ей много боли. А он даже и не догадывался, что сбылась его мечта о сыне.

Юра рос очень беспокойным и капризным ребёнком, ночью спал плохо. Каждое кормление предварялось громким надрывным рёвом, а между кормлениями Гале приходилось в полудрёме, не открывая глаз, гладить малышу надутый, словно барабан, животик, поить укропной водой, качать его и баюкать. Лишь наутро мальчика настигал короткий крепкий сон, и она стремглав летела на молочную кухню, даже не успев привести себя в порядок.

Именно тогда в организме Галины Васильевны поселились хроническое недосыпание и заторможенность, которые ей раньше не были свойственны. И ещё после родов Галина начала толстеть. Казалось бы, волчком крутится по двадцатиметровой квартирке, ни минуты свободного времени, а вот поди ж ты… То ли семейная предрасположенность к полноте проявилась, то ли виновата привычка доедать остающиеся после Юрочки творожки и кашки.

Наконец Юра подрос и пошёл в сад. Галя получила возможность немного отвлечься от изнурительных материнских забот и вышла на службу. Но от прежней искромётной, общительной девушки не осталось и следа. Отведя с утра сына в сад, она сначала дремала, прислонясь к стеклу в автобусе, потом досыпала на жёстком сиденье в вагоне метро и даже в конторе, сидя за рабочим столом, умудрялась прикорнуть на минутку-другую. Все выходные она банально отсыпалась, благо Юра рос самостоятельным мальчиком и ему не требовалось много внимания – он сам ухитрялся придумывать себе занятия: то копался с парком пластмассовых машинок, то руководил армией оловянных солдатиков, то с помощью конструктора усердно что-то собирал, ломал и чинил.