ТАК НЕ БЫВАЕТ

Впрочем, Елена Степановна была не из тех женщин, которые способны предаваться самобичеванию, поэтому она подошла делу чисто практически. «Переживёт! – решила она в конце концов. – Я же пережила измену её отца, а у меня к тому же был ребёнок». Она посетила несколько своих любимых магазинов одежды и накупила Сашке обновок, постаравшись выбрать самые стильные. Не доверяя медлительной почте, передала посылку с проводницей поезда и сообщила матери номер вагона.

Встречать посылку, конечно, отправилась Саша. Получив от проводницы плотный, тщательно упакованный пакет, она уже шла к остановке автобуса, когда её окликнул знакомый голос. Она оглянулась.

В конце перрона, у перехода через пути, стоял Иван Ильич Дедов, или, как называли его в школе, просто Дед – учитель истории и руководитель её злосчастного класса. Сашино лицо изобразило некое подобие улыбки, и она сделала несколько шагов ему навстречу.

Иван Ильич выглядел озадаченным. Он возвращался из школы домой, когда увидел Сашу, идущую вдоль питерского поезда к выходу с перрона с увесистой сумкой в руке. Была середина октября, и ей полагалось находиться в Питере, где, как он знал, она собиралась учиться. Он не видел её с того самого памятного выпускного, но от кого-то из ребят её выпуска – кажется, от Букина, который навещал его в школе – слышал, что она не смогла поехать на вступительные экзамены из-за болезни бабушки. Однако, по его соображениям, теперь-то ей точно следовало быть там, а между тем она здесь, в Раздольном.

– Ты почему здесь? – спросил он, безотчётно глядя на неё с выражением отеческой тревоги. – Что-то случилось?

Теперь, когда она смотрела на него снизу вверх, он увидел, как она изменилась: на бескровном, осунувшемся лице горели одни глаза, и эти глаза теперь медленно наполнились влагой. Она всхлипнула и опустила голову.

– Саша, ну что? Ну?!

Он взял её за плечи, пытаясь заглянуть в глаза, прикоснулся к нежному подбородку – она резко мотнула головой, и Дедов почувствовал влагу на своей руке. Он огляделся. Парк! Там можно спокойно поговорить.

– Идём, – сказал он, увлекая её за плечи подальше от шумного вокзала. Взял из её рук сумку и вложил в холодную ладошку свой большой клетчатый платок – сколько раз за свою бездетную учительскую жизнь он проделывал это? В парке он усадил её на ближайшую ко входу скамейку и сам опустился рядом. Саша подняла глаза и взглянула на покрытый опавшей листвой склон перед собой. Её лицо исказила гримаса отчаяния, она прижала к губам руку, но это не помогло – она горько разрыдалась. Иван Ильич обнял её за худенькие, сотрясающиеся от горя плечи, и она уткнулась лицом в его пальто.

Гроза постепенно стихла, уступив место тоскливому серенькому дождю: слёзы продолжали медленно сочиться из глаз девушки.

– Ну? – осторожно произнёс Дедов. – Рассказывай! Почему ты вернулась?

Обессиленная рыданиями, она помотала головой.

– Я никуда не уезжала…

Эти слова прошелестели, как если бы их произвёл, опускаясь на землю, опавший лист. Но их смысл был равносилен грому.

– Не уезжала?!

Она опять помотала головой.

– Ты не… Но почему? И как твоя бабушка? Лёша говорил, она…

– С ней всё в порядке. Спасибо.

Иван Ильич подождал, но продолжения не последовало. Он накрыл своей большой рукой Сашину руку, теребившую на коленях влажный платок, и сказал требовательно, как на уроке:

– Так. Давай-ка всё с самого начала! Ты не поехала поступать в прошлом году, потому что…

Саша прерывисто вздохнула и начала, глядя в утоптанный гравий дорожки под ногами:

– У бабушки случился инфаркт. А мама уже оформила себе специализацию в Питере…

Она вздохнула и медленно, виток за витком, стала разматывать свою печальную сагу.

Когда она дошла до последнего письма Славика, её горло снова сдавил спазм, и она оборвала рассказ на середине фразы. Дедов почувствовал, как от усилий не расплакаться напряглись её плечи, и закончил за неё:

– Он больше не написал.

Она только кивнула, яростно прижимая к губам его скомканный платок, точно собиралась затолкать его себе в рот, как кляп. Он вздохнул и задумался. Всё это было до нелепости странно. Саша Рогозина, хоть и не была «блестящей» выпускницей, но, безусловно, одной из лучших в своём выпуске. Как минимум, заслуживающей шанса. Она никогда не мельтешила в первых рядах, среди так называемых «активистов», но он своим учительским чутьём видел в ней то, что, для себя, называл зерном творца. И этому суждено пропадать впустую из-за какой-то непостижимой комбинации случайностей?! Ладно, Славик: дело молодое, мальчишка. Хотя это странно и непохоже на него, но чего не бывает: увлёкся кем-то ещё. Но где мать, где отец этой девочки – этого ребёнка? Да, всё ещё ребёнка – которому приходится нести несоразмерную своему возрасту ношу…

Иван Ильич почувствовал, как Саша зябко поёжилась, и опомнился. Приступ горя измотал её, сжёг скудный запас тепла, который ещё тлел в её сердце, и теперь она отчаянно мёрзла.

– Ну, вот что, – заговорил он. – Пойдём на автобус, а то ты, чего доброго, простудишься. Но завтра я тебя жду, хорошо?

Саша посмотрела на него растерянно.

– В школе?

– В школе.