– Видимо, дана установка обливать вас грязью как только можно.
– Серьезно?
– Когда я попытался сунуться со своей книгой в издательство, – от меня требуют, чтобы я дал заголовок книге «Тридцать седьмой год был необходим». Я говорю: да, он это говорил, но зачем это выносить в заголовок? Я сегодня наотрез отказался. Статью заказали в ИМЭЛе, послесловие к моим «Беседам», я еще не читал, но представляю, что там может быть по нынешним временам.
– Молотов вам о пятьдесят седьмом годе ничего не говорил?
– Как вас снимали, говорил. Рассказывал, что вы сняли Хрущева с председательствующего на три дня.
– Да, да.
– Что там ведущую роль играли Суслов, Игнатов, Серов, Фурцева.
– Подробности не описываются? Он отвергает фракционность?
– Была фракционность, но в пользу дела, говорил Молотов.
– Ко мне пристает из Госполитиздата Поляков, я ему не отвечаю. Я никому не отвечаю. Чтоб я дал свои воспоминания, материалы… Как вы считаете, стоит ли мне начинать или не стоит?
– Я – за. Но в каком виде они дадут?
– В том-то и дело. У меня есть сомнения. Сейчас, когда жрать- нечего, когда такая буза, в стране такое настроение, когда против нас продолжается кампания, когда реакция наступает, стоит ли мне выступать с воспоминаниями?
– Как раз стоит – у вас много сторонников.
– После этого может пойти такая кампания – не дадут мне спокойно умереть!
– Они и так вам не дают, вы для них, как кость в горле.
Я посмотрел фильм о Бухарине. Вы там есть, Молотов, Сталин, такие прямолинейные, твердолобые, дальше некуда. А Сталина играет артист – это просто какая-то обезьяна! Узенький лобик, глаза – одни прорези… Показывают, будто проводят сначала один процесс над Бухариным, Рыковым – все они сидят в Октябрьском зале Дома Союзов. Они думают, что это суд, а это инсценировка. Весь зал – чекисты в штатском в виде корреспондентов. Вышинский ведет процесс, они отвечают на вопросы, все идет по сценарию, потом Бухарин вскипает: ‹это все неправда, мы ни в чем не виноваты…
Процесс закрывают. В коридоре сделали деревянный помост, сверху – окошки в зал. Сталин туда залазит и следит за процессом, вызывает то Ежова, то Фриновского: «С Плетневым перестарались. Неужели Плетнев читает по бумажке?» – «У него память плохая». – «Он лечил мою Надю, и у него была хорошая память». Короче, Сталину не понравилась эта инсценировка, и он дает по морде Фриновскому на прощанье. А потом начинается настоящий суд. Их, видимо, мучили, что-то с ними делали, они во всем признаются, говорят, как надо, что организовывали восстания и так Далее.
– А план, стратегия Бухарина там приводится? – спрашивает Каганович.
– Нет. Но показывают его, что был ловкач, вел интриги против Сталина.
– А его «гениальный» план, как вести страну, он показывал вполне реально. У меня выписки есть из стенограммы процесса. Читали?
– Читал. Там заключительная речь: «Стоя коленопреклоненным перед партией…» Как вы считаете, могла быть такая инсценировка?
– Нет. Нет. Нет, – трижды повторяет Каганович. – Это вранье, вранье.
– Я стал спорить после фильма. Нет, говорят, это было – два процесса, один инсценированный, другой – настоящий.
– Вранье.
– Сталин лазил, подсматривал.
– Вранье. Вранье, – повторяет Каганович и снова добавляет уже устало: – Вранье. Это вранье.
– Сидела там в зале жена Бухарина, Ларина и американец Коэн, который написал книжку о Бухарине.
– А кто режиссер?
– Некий Марягин Леонид.
– А в чем смысл?
– Они хотели показать, что все вы были хороши. Яростная борьба за власть. И Сталин любым путем добивался своего.
– А где это было? Просмотр, я хочу сказать…
– В Доме литераторов.
– Большая картина?
– Большая. Один час сорок минут.
– Его показывают с детства?
– С юности. С гимназиста… Сталин спрашивает у него: «Какая у тебя была подпольная кличка?» Он говорит: «Блоха». Сталин наблюдает суд и говорит: «Блоха!» Образ Бухарина дан за счет принижения окарикатуривания других персонажей – своего рода воровство.
Доверять ему нельзя было?
– Нет, конечно. Вел линию на уничтожение Сталина, безусловно.
– Все-таки это точно?
– Это точно. Это безусловно было. Была очная ставка его с Куликовым. Был такой Куликов, москвич. Собрались члены Политбюро, Куликов Бухарину говорит: «А ты помнишь, Николай Иванович, как ты меня под руку взял и пошли мы с тобой по Воздвиженке, а я тебе говорю: «Что вы там чепухой занимаетесь, болтаете, а надо действовать, по-настоящему действовать надо!» Бухарин отвечает: «А где ваши люди? Кто будет действовать?» – «Найдутся люди». – «А ты почему сам не можешь действовать? Террором заниматься?»
– Этого я не говорил! – кричал Бухарин. – Как же не говорил, когда ты у меня спрашивал фамилии людей, чтоб я тебе назвал, кого я представляю. – Это говорит Куликов, член бюро Московского комитета, секретарь райкома, рабочий-кожевник, очень грамотный человек такой.
Серго спрашивает у Бухарина: – Николай, ты это говорил?
– Да, – отвечает, – говорил.
– Как же ты мог?!
Я подумал, что Серго сейчас его ударит.
– Я тогда боролся с ЦК.
– А вы все при этом присутствуете? – спрашиваю Кагановича.
– Да, конечно.
– А какой это был год?